Решение напиться пришло к Дауду спонтанно.
Ну, знаете, когда твой друг, сожитель и названный брат сбегает в неизвестном направлении с девушкой, которую ты кадрил в течение нескольких месяцев и даже искренне считал, что все серьезно, вариантов остается всего ничего:
1. догнать и убить;
2. вступить в секту;
3. уйти в запой.
Дауд не был экстрасенсом, чтобы привести в исполнение первый вариант. Впадал в приступы истеричного смеха, представляя себя агитатором в каком-нибудь захудалом сборище фанатиков. А вот пить любил, но не умел. Поэтому консилиум имени Томаса Андерсена, посовещавшись, постановил: ближайший бар излечит все печали.
Ближайший бар на поверку оказался клубом, в нем отвратительно воняло, слишком сильно шумело и било по ушам, но все эти досадные минусы полностью перекрывало наличие разного рода и плотности алкоголя и поэтому, датчанин очень комфортно устроился у стойки бара на шатком вертящемся стуле, превознося молитвы Аллаху и Иисусу попеременно, чтобы те даровали ему силы и терпение. Ибо стул, сука, оказался хуже юлы под задницей и чтобы не слететь с него на пол, нужно было постоянно держать себя в руках и не наклоняться назад. Поначалу это было просто. Но с каждым новым стаканом концентрация норовила рассеяться, а стул начинал злорадно пошатываться, чем жутко нервировал. А поскольку пьяный разум не в состоянии распыляться но палитру эмоций сразу, то состояние несчастного балансировало между страданиями и нервозностью как инвалид-канатоходец в каком-нибудь молью забитом фрик-шоу.
Но даже алкогольное опьянение надолго не спасало от мрачных мыслей. От одной. Долбаной. Мрачной. Мысли.   
Надо бы сразу прояснить, что Дауд был сам по себе человеком очень практичным. То, что дерьмо в принципе случается - для него не было величайшим библейским откровением и прямо говоря совсем не стало сюрпризом. Но у него в голове не укладывалось, как такое дерьмо могло случиться именно с ним.
Об этом он доверительно, но пьяно сообщил бармену на английском с заметным акцентом, пытаясь перекричать шум музыки и звон в ушах. Сообщил трижды, чтобы наверняка. Потому что когда виски ударил в голову, Дауду начало казаться, что окружающие его не понимают. И смотрят на него как на дауна только из-за собственной непроходимой тупорылости. Но будучи очень великодушным, он решил, что не будет психовать по всяким пустякам. Потому что даже самый тупой абориген поймет о чем ты говоришь, если ты повторишь фразу несколько раз.
Как и следовало ожидать, все это Дауд не преминул произнести вслух и аборигены почему-то обиделись. В какой-то момент, почувствовав угрозу датчанин даже весь собрался на своем адском стульчике, панически размышляя о смысле бытия и о том, как давно не получал в морду на безумных пьяных тусовках от каких-нибудь знакомых, которых привели знакомые. В общем, от людей совершенно неизвестных.
Получать от неизвестных всегда обидно.
Было бы обидно, если бы не охрана, которая в сим заведении оказалась намного более ответственной, чем того Дауд от нее ждал. Аборигены были разведены по разным концам зала как нашкодившие детки и скорбящий, вынужденный позорно утешать себя сам Дауд остался наедине со своим стаканом. И барменом, у которого на лице было написано, что эта стойка и посетители у него уже где-то в районе гланд застряли как кость.
Честно сказать, он и сам не понял, в какой момент потасовки клуб загорелся. Или загорелся один из нападавших. Трудно сказать, потому что размытый мир замельтешил, завизжал и толпа потащила датчанина куда-то к выходу, толкая локтями в бока и наступая на кроссовки.
В конечном результате один из многострадальных кроссовок так и потерялся там, на полу.
А в три часа ночи, знаете ли, холодно в одном носке. 
На удивление, ни холод, ни вонь гари в носу совсем не отрезвили. Да и не хотел Дауд трезветь.
Ему было херово - морально, физически. Его мутило.
Так обычно мутит, когда ты перемешал у себя в желудке слишком много пива и коктейлей.
Он с трудом добрался до решетчатого забора, ухватившись за металлические прутья. Потом прокашлялся и сложился практически вдвое, издав сдавленное "мргф". А следом алкоголь вышел наружу вместе с желчью, забрызгав грязный тротуар.
Нормальная, в общем-то, реакция нормального человека.
Был бы Дауд еще нормальным, а так...
Он поднял голову, убеждая себя, что способен не только стоять потряхивая коленями, но еще и идти и только тогда заметил темный силуэт за поворотом. Вот так сюрприз, только вуайеристов для полного счастья и не хватало.
- Привет. - неуверенно обратился датчанин к силуэту, потихоньку смекая, что приветствовать хер знает кого примерно так же умно, как спрашивать "кто ты?" у соседа по сортирной кабинке.

И все это было бы до ужаса смешно, если бы не было так грустно. Тоскливо рассматривая лужу на земле, которая совсем недавно восторженно плескалась где-то у него в желудке, Дауд ударился в размышления о вечном. Потому что когда жизнь катится под откос и ты стоишь посреди переулка и мерзнешь, потому что ржешь вместо того, чтобы соображать - это уже первый признак апокалипсиса. Да, да, у датчанина были свои собственные четыре всадника, которые гоняли на нем как хотели и иметь тоже совсем не стеснялись. Знакомьтесь: Пьянство, Тормознутость, Секс и Наркотики. Хотя тормознутость была скорее вытекающим из этого веселого коктейля, но три всадника вместо четырех - уже не так романтично.
Еще и носок промок.
И это действительно было отвратительной новостью, потому что от чего, а от носка точно подвоха не ждешь.
— Только если ты перестанешь двоиться у меня в глазах, приятель. - резонно заявил Томас, у которого, стоило только попытаться выпрямиться, начинала крутиться в голове безумная карусель. Ее, наверное, Джокер конструировал, не иначе (карусель, а не голову). А вот этот парень, пафосно позирующий на фоне мусорного бака, очень смахивал на Бэтмена. Ну или не очень, потому что для защитника Готэма был слегка дрищеват.
Серьезно?
Вообще, на первый взгляд незнакомый добрый гражданин совсем не казался подозрительным, но тут Дауд с ужасом подумал, что никакой педофил с первого взгляда подозрительным не кажется и взглянул на собеседника с той пьяной внимательностью, которая запросто выдает все твои мысли как на духу. Так, будто они у тебя на лбу написаны.
Правда, это никак не мешало самому датчанину мнить себя мастером скрытности уровня так восьмидесятого, не меньше.
Тем не менее, при подробном рассмотрении чужой фигуры, которая почему-то опасно раскачивалась и иногда как-то уж очень недвусмысленно рябила в глазах, Дауд ничего странного не обнаружил и слегка успокоился, расслабленно повисая на заборе, как на друге детства. Должно быть, это очень плохо, когда твой друг детства - забор.
Блять, да у Томаса и такого не было.
Но втянуться в колею безысходности и тоски ему все таки не дали. Он вдруг весь насторожился, напрягся и прислушался. Нет, не к поющим китам где-то в желудке, а к стремительно приближающемуся вою сирены и звонкому человеческому голосу, который от глухой тишины отскакивает как каучуковый мяч от батута.
И карусель в его голове тут же сменилась панической мыслью о бегстве.
Смениться-то сменилась, но Дауду и в голову не пришло, что бравая полиция Нью-Йорка вряд ли разыскивает именно его и скорее всего, сотрудники правоохранительного порядка просто собираются опросить жителей ближайших домов, чтобы отчет на столе у начальства не был таким же жидким, как детский стул.
Но разве здравая логика может помешать настоящей жажде приключений и теории всемирного заговора?
Что за ерунда вообще.
И наплевав на то, что колени трясутся, в горле першит, а в желудке до сих пор ниагарский водопад безуспешно борется с метеоритным дождем, датчанин резко сорвался с места, чуть не зацепившись о забор штаниной. О забор, ставший почти родным.
Бэтмена он зачем-то решил взять с собой. Видимо, на тот случай, когда от полиции понадобится чем-то отбиваться. Возможно, фигура в плаще будет настолько добра, что выручит попавшего в беду мирного алкоголика, разящего перегаром как драконьим пламенем с расстояния пяти метров.
Нет, умение бесспорно полезное, но Дауд подозревал, что задышать полицейских насмерть - так себе идея.
Хотя было бы очень забавно.
Пока он скакал по переулкам как блоха на раскаленной сковороде, дома почему-то проносились мимо не очень стремительно как он ждал, а пролетали как в замедленной съемке. Это уже не говоря о том, что перед глазами все тряслось так, будто на Дауда напала пляска святого Витта. В принципе, в этом не было ничего удивительного, потому что ноги датчанина заплетались в сырную косичку и спринтер из него в данный момент времени был вообще не очень.
Но всего этого Томас Андерсен решительно не понимал и упорно тащил хер знает кого через квартал, слабо представляя себе, куда нужно идти и в какой стороне остался дом.
По правде говоря, страдать по жизни топографическим кретинизмом - страшно неудобно.
Наконец выдохнувшись, он остановился, привалившись плечом к ближайшей стене и дыша как возбужденный кабан, слабо рассмеялся. А потом, совсем задолбавшись прихрамывать, по привычке щелкнул пальцами, материализуя из воздуха красный кроссовок. Но то ли датчанина подвел глазомер, то ли звезды не сошлись, но кроссовок оказался на два размера меньше и несмотря на яростное пыхтение и отчаянные попытки, натянуть его на ногу Дауду так и не удалось.
— Тебя как звать-то? - как-то слегка косо прищурился он и оставив кроссовок в покое, совершенно искренне заявил: — Я принцесса Сессиль.

Отредактировано Dâ'ûd (2015-08-13 17:33:53)