— Это ты? Ты снова здесь?
Генрих нервно хо­дит взад-впе­рёд пе­ред Хёдом, ле­жащим на кро­вати. Он спит, а Анри по­чему-то го­ворит вслух, да­же не вол­ну­ясь о том, что тот мо­жет прос­нуть­ся.
Впе­рёд и вверх – толь­ко звёз­дная пус­то­та. Но человек здесь уже был, по­это­му не об­ра­тил вни­мания. Раз он дос­та­точ­но трез­во мо­жет мыс­лить в этом сне, то по­чему бы не вос­поль­зо­вать­ся этим?
Ког­да-то он чи­тал об уп­равля­емых снах. Вро­де нуж­но бы­ло най­ти ключ, уви­дев ко­торый ты по­нимал, что ты во сне. И даль­ше мог де­лать всё, что угод­но. В дан­ной си­ту­ации нес­тандар­тная об­ста­нов­ка бы­ла неп­ло­хим клю­чом. Кро­вать и бог на ней уж точ­но сю­да не впи­сыва­лась. Хо­тя, ес­ли по­думать, это было вполне логично – захваченное-то тело спало.
И Хёд спит. Мер­но ды­шит. Его грудь взды­ма­ет­ся, и Генрих ви­дел силь­но выс­ту­па­ющие рёб­ра. Ка­жет­ся, что вот-вот он от­кро­ет гла­за и улыб­нётся сво­ей кри­вой улыб­кой.
Кри­вой. Что-то не так. Ве­тер. Здесь?
— Хёд? – ти­хо ок­ли­кает он бога.
Кри­вой, как зер­ка­ло. Ис­ка­жа­ющий. Мыс­ли. Раз­би­тое кри­вое зер­ка­ло. От­ра­жения звёзд в ос­колках. Лу­на рас­ко­лолась, звёз­ды – её ос­колки. Рука Анри из­ре­зана ос­колка­ми. Из­ре­зана звёз­да­ми. Ре­зать. Кром­сать. Кус­ки. Кус­ки кро­ви.
Генрих в ужасе смотрит на свою ру­ку, что на­чина­ет тран­сфор­ми­ровать­ся. Слов­но пок­ры­ва­ясь рябью. Слов­но пок­ры­ва­ясь сколь­зкой суб­стан­ци­ей кро­ви. Кровь. Хле­щет из раз­ре­зов на по­вер­хнос­ти сна, под­би­ра­ясь к паль­цам ног. Он бос.
— Сон ру­шит­ся, — спо­кой­но за­меча­ет Хёд. Он теперь си­дит. Длин­ные, уз­кие ла­дони при­мина­ют склад­ки на прос­ты­не.
Анри пы­та­ется скон­цен­три­ровать вни­мание на нём – ос­тров­ке без­мя­теж­ности сре­ди ми­ра, иду­щего тре­щина­ми. Как сон унич­то­жа­ет сам се­бя, человек слы­шит слов­но че­рез зак­ры­тые на­уш­ни­ки.
— Это плохо? — спрашивает он.
Бог тьмы по­жима­ет пле­чами. Анри тупо смот­рит на не­го.
— И что мне де­лать?
Хёд сно­ва по­жима­ет пле­чами. Ос­трые клю­чицы. Блед­ная ко­жа. Светло-карие гла­за. Поч­ти золотые. Слов­но он не че­ловек. Ну да. Он во­об­ще не че­ловек. Он… чёрт, Генрих да­же не мо­г сде­лать это. При­думать пра­виль­ное оп­ре­деле­ние. Кто он – тот, кто стал, пос­висты­вая, раз­би­вать его мир на ос­колки? На­вер­ное, ес­ли бы Хёда не бы­ло в этом сне, здесь бы­ло бы спо­кой­но. И Анри мог бы по­думать. Он мог бы при­думать хо­рошее объ­яс­не­ние для то­го, по­чему вселенная так пос­ту­пила. С ним. Мо­жет, он чем-то провинился перед ней? Он не знал. Ответа не предвиделось.
Генрих смот­рит на темного бога. Вско­ре ру­шащий­ся мир под­би­ра­ет­ся близ­ко. Слиш­ком. Ог­ромные кус­ки свет­лой по­вер­хнос­ти от­ла­мыва­ют­ся и ус­трем­ля­ют­ся в тём­ную пус­то­ту. Под этой скор­лу­пой то­же звёз­ды.
Хёд смот­рит на него. В перламутровых волосах бли­ки от звёзд.
Анри нестерпимо хочется узнать, что ему теперь делать.
Бог ки­ва­ет на кро­вать, на мес­то ря­дом с со­бой. Человек стоит, за­мерев. Хо­тя и вы­бора у него нет. Ли­бо па­дать в звёз­дное прос­транс­тво вмес­те с кус­ка­ми сна, ли­бо сесть ря­дом с ним.
Он де­лает шаг. Это тя­жело. Труд­но. С уси­ли­ем от­ры­вает бо­сую но­гу от зем­ли. Оба одеты толь­ко в брю­ки. Генрих об­ра­щает вни­мание на чужой ре­мень. Уз­кий, чёр­ный.
Вы­дыхает воз­дух из лёг­ких. Прос­то так. Са­дится ря­дом с ним по-ту­рец­ки, под­би­рая но­ги с по­вер­хнос­ти сна. Здесь, на кро­вати, теп­ло. От­сю­да мож­но наб­лю­дать ко­нец сна как из удоб­но­го крес­ла. Как с си­денья в ки­ноте­ат­ре. Слов­но кро­вать оку­тана ко­коном ти­шины и спо­кой­ствия. Это не под­хо­дит Хёду. Смот­реть за раз­ру­шени­ем, не при­нимая в этом учас­тия? Из ти­хого мес­та?
Хо­тя это сон. По­чему он дол­жен быть ло­гич­ным?
Они си­дят и смот­рят. Бог тьмы не ды­шит. Анри не слы­шал этого. Он чувс­твовал се­бя от­де­лён­ным от не­го. По­тому что человек ды­шит, а его бог – нет.
— Ско­ро и до нас до­берёт­ся, — со­об­ща­ет Хёд.
Генрих пе­рево­дит взгляд на не­го. За­тем – на звёз­ды. Те­перь толь­ко они ок­ру­жа­ют их. Тём­но-си­нее прос­транс­тво.
— Те­бе вро­де го­вори­ли не от­кры­вать дверь.
Человек изум­лённо смот­рит на не­го.
— Дверь?
— Ну да. По­чему, ты ду­ма­ешь, всё те­перь раз­ру­шено? — темный бог го­ворит это так, слов­но Анри дол­жен знать. Но тот по­нятия не имеет, о чём он.
— Ну… и как всё по­чинить?
Это пер­вое, что приш­ло ему в го­лову.
Хёд нем­но­го от­ки­нул­ся на­зад, опи­ра­ясь на пря­мые ру­ки. Генрих встре­ча­ется взгля­дом с ним.
— Я бы на тво­ём мес­те за­имел нем­но­го моз­га. У ме­ня есть нит­ки. Дать?
— Нит­ки?
— Да, це­лый мо­ток.
Генрих отводит гла­за. Мир зас­тыл. Кро­вать зас­ты­ла в его цен­тре. Хёд дос­та­ёт ма­лень­кий ко­мок че­го-то крас­но­го из кар­ма­на брюк.
Анри смот­рит на то, что он дос­тал и с тру­дом сдер­жи­вает рвот­ный по­зыв.
Ма­лень­кое, ок­ро­вав­ленное, бь­юще­еся сер­дце.
— Но это не нит­ки.
— Что? Смот­ри, — и бог на­чина­ет рас­пу­тывать сер­дце ни­ток. — Это все­го лишь нит­ки, Генрих. Боль­ше ни­чего не су­щес­тву­ет. Все мы сос­то­им из ни­ток. Всё ло­гич­но. У все­го есть на­чало и ко­нец.
— У те­бя ру­ки в кро­ви.
— Нет ни­каких чувств. Фи­зичес­кие ре­ак­ции. Нит­ки, человек.
— Прекра­ти это. Про­шу те­бя.
— Поп­ро­буй сам! — хо­лод­ны­ми паль­ца­ми, сколь­зки­ми от кро­ви, Хёд по­вора­чива­ет чужую ру­ку ла­донью вверх и вкла­дыва­ет в неё сер­дце.
Анри от­дёрги­вает её, и алый клу­бок ни­ток па­да­ет на кро­вать меж­ду ними.
— Всё это ложь, — го­ворит человек, смот­ря на не­го. Су­хие тём­ные нит­ки. Уже даже не нитки, а скомканный клочок красной бумаги.
Бог впервые улыба­ет­ся, но ничего не отвечает.
— Это сон. Ты безумен.
Теперь он смеется. Генриха же тря­сёт от осоз­на­ния то­го, что только что по­казала ему эта.. Сущность, чертова квинтэссенция первозданной тьмы. Что каж­до­го че­лове­ка мо­жно рас­пу­тать, как клу­бок ни­ток. А он так хочет, что­бы тот ока­зал­ся че­лове­ком. А не этим… с нит­ка­ми…
Будь че­лове­ком, бог тьмы. До­кажи, что су­щес­тву­ешь. Тог­да и Анри бу­дет лег­че. Лег­че. Не­нам­но­го.
Глаза в гла­за. Хёд все еще улыбается, медленно разрушаясь вместе с окружающим миром.
— А ты?
Порой Хёд ненавидел связывающие его с Бальдром братские узы. Ведь они были такими.. Чувствительными. Плохо одному – плохо и другому. И это было ужасно неприятно, хотя, к счастью, и случалось нечасто.
Но больше этой связи бог тьмы ненавидел те ощущения, которые возникали при экстренном переносе к раненому брату. Ранее это случалось всего-то пару раз, но он и помыслить не мог, что и в этой реальности подобное возможно, ведь до недавнего времени они оба были фактически мертвы.
Но сейчас вспышка яркого света и резкий перепад давления про­шел­ся вол­ной по все­му еще такому сонному те­лу, скру­чивая ды­хание в ту­гой жгут. Лег­кие на­пол­ни­лись жид­кой ла­вой, по ли­цу по­лос­ну­ло ог­нем – стран­ное, ди­кое ощу­щение, ког­да внут­реннос­ти точ­но пе­рема­лыва­ют в мя­соруб­ке, а все вок­руг сво­рачи­ва­ет­ся в бе­шеную пси­ходе­личес­кую ка­русель, раз­ры­вая те­ло на мил­ли­ар­ды час­тиц, от­дель­ных, ды­шащих и мыс­ля­щих. К подобной пытке нельзя было подготовиться заранее. Ослепленные гла­за за­лива­ло рас­плав­ленным свин­цом, пе­ред рас­фо­куси­рован­ным зре­ни­ем рас­цве­тали и сме­шива­лись в ди­ком ха­осе не­ре­алис­тичные, бе­зум­ные цве­та – цве­та, ко­торые ни один ху­дож­ник не рис­кнет вос­про­из­вести.
Мгно­вение – тор­мо­жение дли­ной в мил­ли­ар­ды лет – и зре­ние про­вали­ва­ет­ся во ть­му, глу­бокую, точ­но чер­ная ле­дяная во­да, и ос­та­ет­ся лишь бе­зум­ное, па­ничес­кое ощу­щение па­дения в без­дну, веч­ное низ­верже­ние в ад. В этот момент Хёд словно пе­рес­та­л су­щес­тво­вать, сме­шав­шись с за­вих­ре­ни­ями пе­рете­ка­ющей ма­терии, рас­те­ка­ясь в прос­транс­твен­ных не­ус­той­чи­вос­тях и за­пол­няя сво­ей вол­но­вой фун­кци­ей всю зам­кну­тую все­лен­ную. Уди­витель­ное ощу­щение: быть пов­сю­ду и ниг­де од­новре­мен­но.
Пос­ледний удар по соз­на­нию – и ть­ма мед­ленно рас­се­ива­ет­ся, ос­тавляя фан­томную боль по все­му те­лу и не­яс­ное ощу­щение пус­то­ты где-то чуть ле­вее сол­нечно­го спле­тения. Стре­митель­но об­лизнув пе­ресох­шие гу­бы, бог тьмы крепко сжал край своей футболки, прос­то за­тем, что­бы пой­мать неч­то ре­аль­ное и ося­за­емое. В вис­ках все еще пуль­си­рова­ла ки­пящая баг­рянцем кровь: ка­ким бы ни был тре­ниро­ван­ным божественный вес­ти­буляр­ный ап­па­рат и регенерация, бе­шеные пе­рег­рузки да­вали о се­бе знать.
В нос ударил отдаленный запах стерильности и лекарств, а еще земли, растений и асфальта. Человеческая память подкинула ассоциацию с больницей. Слабо махнув рукой, Хёд позволил ночным теням окутать его в уже привычное полуреальное одеяние, состоящее из пуловера и зауженных брюк, и огляделся. Не больница, но, похоже, рядом с ней. В сердце тревожно натянулась и пульсировала нить связи с братом, и почему-то богу тьмы казалось, что если она вдруг разорвется, он тут же погибнет, расползется по швам на другие нити ДНК. Вокруг витала аура чужой магии. Точнее, божественных сил. Словно тут была грандиозная битва. Но что тут мог делать всегда такой мирный и дружелюбный Бальдр?
Хёд медленно встал, пошатнувшись. Голова кружилась, но пока что это было терпимо. Пройдя немного вперед, он увидел две темнеющие на земле неподвижные фигуры. В тусклом ночном свете блестели золотые и алые волосы. Такие знакомые, что сомнений не оставалось. И темный бог сорвался с места, мгновенно переместившись по теням к пребывающим без сознания собратьям по пантеону. Скользнув пустым, словно безразличным взглядом по Локи, Хёд упал на колени рядом с телом брата, вцепившись руками в его плечи, вглядываясь в ранее такое родное, а сейчас искаженное до неузнаваемости лицо. На нем, как и на лице Локи, ясно прослеживались следы воздействия чего-то темного.. А еще бог тьмы чуял такой знакомый сладковатый запах гниения. Так пахло в царстве тьмы, так пахли силы Хель. Запах разложения, озона и льда. Бесконечно ледяной пустыни, вселенной смерти.
Хёд опустил веки, спутанные волосы змеились по его плечам, свисая вниз безвольными прядями. Мысленно он пытался достучаться до Бальдра, но все его «посылы» уходили словно в межзвездную пустоту. Словно его брат опять был мертв. И лишь натянутая струна в сердце болезненно пульсировала, доказывая обратное.
Темный бог провел рукой над лицом светлого аса, не касаясь кожи. Он боялся лечить его, да и не умел толком, а потому бездействовал, дабы не причинить еще больший вред. Тьма и тени в ней ручейками стекались к его сгорбленной фигуре, стягивались словно бы отовсюду, чувствуя отчаяние и страх хозяина. Вот они уже опутали его руки, проникая под одежду, обвиваясь подобно змеям, но Хёд перенаправил их на брата, и, как ни странно, на Локи – такая живая тьма действовала подобно обезболивающему, впитывая в себя следы и разрушающие воздействие чужой магии подобно губке, тем самым активируя естественную регенерацию. Но когда тени почти полностью вытянули из тел асов весь этот разлагающий яд смерти, они поползли обратно – к Хёду. Почувствовав первое их касание, он тихо застонал сквозь плотно сжатые зубы – сила Хель была подобна кислоте, она разъедала все на своем пути, стремясь полностью уничтожить все вокруг, распылить на атомы. Но сейчас была ночь, и тьма была сильнее. И лишь призвав к себе все ночные тени, темный бог сумел растворить в них весь вытянутый смертельный яд разложения. И как только этот процесс завершился, он обессиленно рухнул рядом с братом, хрипло дыша, словно загнанный зверь. После подобного ему придется еще долго восстанавливать свои силы. Да и хрупкая человеческая оболочка была чересчур ненадежным проводником для такого объема божественных сил, буквально треща по швам, что отражалось в ставших бесцветными глазах и пепельной коже. Будто бы у мертвеца. Хотя, почему будто? Хёд чувствовал себя примерно на уровне.