Маленькая квартирка в холодной столице Великобритании сегодня казалась не в меру обжитой. Не видевшая своего хозяина уже около полугода, именно этой ночью она была удостоена скоротать своё одиночество в компании нерадивого мужчины, который бросил свои влажные от столичных луж ботинки прямо у порога, не удосужившись закрыть за собой дверь, благо - та захлопывалась автоматически.
Мужчина, который выглядел бы очень презентабельно в своей красной сорочке, черных брюках и с повязанным на шее галстуком, прикреплённым красивой, но не вычурной, брошью, если бы не был столь помят. Галстук повис на шее тяжелой петлей, для полного образа не хватало его только намылить, а сорочка, словно бархат, была измята со всех сторон. Светлые волосы растрёпаны, как будто несколько лет не видели расчески, а в глазах читалась усталость, смешанная с алкогольным опьянением.
Минуты три он потратил, облапывая стену у входа в большую комнату, но поиски включателя не увенчались успехом. И только еще спустя минуты три вспомнил, что здесь он и не нужен. После тихого хлопка в ладоши, который отразился эхом в больной голове, комната засияла дневным светом ламп, встроенных в подвесной потолок. Бог любви от этого поморщился, пытаясь вспомнить, как же нужно хлопнуть, чтобы свет не был столь ярким. Отчаявшись, он вновь хлопнул в ладоши, напуская на комнату прежнюю темноту. Подошел к огромной стеклянной посудине, доверху наполненной не очень чистой и прозрачной водой. Пальцами, нащупывая уже включатель на черной крышке аквариума и уложившись в этот раз всего в минуту, он зажег тусклый свет, который тут же показал мужчине всю его ненадёжность и забывчивость. Несколько абсолютно разнообразных рыбок всплыли к верху пузом, а их прежняя искристость цветов явно посерела.
Бог любви выговорил про себя что-то, что на телевидении запикивают, и хлопнул себя по лбу, а боль, отдавшуюся в висках даже после столь легкого касания, признал, как наказание.
Эта квартира досталась Эросу во временное наследство от друга, который уехал на год-два в командировку. В смысле, от настоящего друга, к которому приходишь порыдаться в жилетку, а в ответ получаешь похлопывание по спине и предложение напиться. У которого в тумбочке всегда есть блок сигарет, а в холодильнике - пару банок пива. И у которого была прекрасная коллекция морских рыбок. Эрот еще раз вздохнул, нарекая на себя, что он то ли просто кретин, то ли забегался и было не до морских приключений в аквариуме. Пододвинув кресло поближе к тумбе, на которой возвышался аквариум литров на восемьдесят, он уселся поудобнее и уткнулся подбородком в пыльную гладь, уставившись на плавающие из-за булькающего фильтра трупы морских обитателей. Он должен был просто приходить и кормить рыбок. В отместку - мог здесь пожить, при условии, что не будет водить своих пассий, да и всех остальных тоже. А он, в общем-то, и не жил тут и рыбок не кормил. Отличный выход из ситуации.
Радуясь, что друг не завёл себе кота, потому что одно дело - это спустить пару рыбок в унитаз, а второе - засушенный труп кошачьего, он пытался придумать, что же такого сказать другу в своё оправдание. Забегался. Чуть не умер. Дважды. Ну, с кем не бывает. И так еще невинно почесать затылок.
"Боги," - обращаясь то ли к самому себе, то ли к кому-то выше или ниже рангом (кто вообще отвечает за подобные ситуации?), мужчина поморщился от очередного пульса боли в голове. Та разболелась не на шутку, грозясь своему хозяину вспыхнуть, как факел или лопнуть, как надутая в пузырёк жвачка - не велик выбор. Голова болела не из-за алкоголя, к сожалению. Скорее даже наоборот, он был подвыпившим из-за мигрени, мучившей его уже около недели времени, в надежде, что хоть добрая порция напитка с градусом поможет ему заглушить не только вертящиеся, как суп в кастрюле, мысли, но и сопутствующие им болевые ощущения.
Ночные кошмары, из-за которых не хотелось даже и думать о сне, а спускающаяся на город ночь заставляла горько вздыхать; тошнота из-за недосыпа и ощущения, что не только желудок прилип к хребту, но и все органы, - вот они, обычные будни последней недели. Бог любви был истощен. Пустота, поселившаяся в теле бога после встречи с братцем, всё чаще напоминала о себе, мыслями, что ему и так нормально, что «всё равно», словно дожидаясь, когда же светлое божество сдастся ей на попечение. Он был слаб, потому что единственный выход нашел в порции алкоголя, которую пригубил в каком-то клубе. Даже не особо выбирал. Но это не помогло, теперь пустота занимала половину бурлящих мыслей, и не только во сне. Он знал, что причиной кошмаров является всё та же госпожа Тьма, и потому еще больше не желал засыпать, боясь проснуться в окружении трупов или же не проснуться вообще, потеряв себя окончательно. Наверное, впервые за долгое время древний бог чего-то боялся. Потерять себя и стать марионеткой в чьих-то руках - это еще хуже смерти. Неприятный осадок, как трупные отходы, застывшие на дне аквариума.
Тьма - это не просто отсутствие света. Она поглощает, пожирает частицу за частицей. Окутывает мягкой простыней, словно одеялом в холодное утро, ластится, выжидая разрешение заглянуть глубже, проникнуть внутрь. А после неё - пустота. Уже не такая тёплая, а наоборот, холодная. Пустота, по сути, - это ничто, а ничто не может быть холодным или горячим, оно не может быть чем-то и не может иметь никаких свойств предметов или живых существ, но именно такое о ней сложилось впечатление - холодная, не как лёд, а как одиночество. Почувствовав её, наступает апатия. Не хочется ничего - ни есть, ни спать, ни как-либо иначе поддерживать свою жизнь. Ты сам превращаешься в пустоту, становясь всего лишь маленькой её частицей в целой бесконечности.
Тьма - это не просто отсутствие света, нет. Она борется со светом, словно ей очень важно отобрать кусочек души, а после и полностью поглотить. Иногда света не хватает, чтобы противостоять ей. Иногда разочаровываешься настолько, что просто пускаешь всё на самотёк. Такое состояние убивает, и ты словно добровольно отдаешь себя в лапы бескрайней тьмы, превращаясь в ничто.
Но бог любви боролся, наверное, из-за этого ночные кошмары приходили и днём, а любимый сочный стейк, даже после недельного перебивания хлебом и водой, превращался в безвкусную резину. Это не было похоже на борьбу, это напоминало вызов.
"Выдержишь ли?"
"А сколько продержишься?"
Он усмехался, а тьма щурилась оскалом в ответ. Он смотрел в мутную воду аквариума, от которого исходил не самый приятный запах, и видел вместо золота алый отблеск. А после, смирившись с мыслью о своей невольной гетерохромии, закрывал глаза и засыпал, словно ныряя в пучину собственных страхов.

Отредактировано Eros (2015-01-16 23:17:31)

Тьма не может разочаровать. Ты можешь недооценивать тьму, но ты никогда не будешь её переоценивать, каждый раз она будет приходить к тебе всё в новых и новых, разных, как сам мир, воплощениях, сменяя образ один на другой и добираясь этим самым до самой твоей сути. Она всегда будет удивлять, можно ли сказать, что ты никогда с ней не соскучишься? О, более чем, если бы конечно, в этот момент ты мог что-то чувствовать, помимо пустоты и всепоглощающего безразличия.
Можно сказать, что на короткое время, он понял своего брата, которого тьма укутала еще раньше и еще быстрее, чем самого Эроса. Куда там, он сам был этой тьмой - воплощение пустоты в самом расцвете сил. Да вот только часто вёл себя, как человек: побитый жизнью – да, флегматичный - дважды да, но никак не пустой. Отголоски былой жизни, которая в сравнении с божественной была всего лишь каплей в море, но, тем не менее, слишком влиятельной она оказалась для всех богов, не давая упокоения даже в ипостаси божества. Не из-за этого ли боги были сейчас куда слабее, чем во все предыдущие времена? Не из-за этого ли бог любви так легко поддался влиянию Бездны, позволив той проглотить себя целиком, не закусывая чем-то более сладким? Можно будет поразмышлять об этом на досуге, если таковой представится.
Остатки сознания с бульканьем выходят из тела вместе с последним, слегка прокопчённым сигаретным дымом воздухом в лёгких, а заслуженную премию видимо, получит этот друг, дохлые рыбки которого сейчас стали едва ли не причиной неприятностей. Всегда нужно на кого-то спереть всю вину - сейчас наименее беззащитными были мертвые морские обитатели. Пока тьма вытесняла из разума бога свет, порываясь занять своё коронное место, он перестал задыхаться, полностью окруженный пожирающей его пустотой, а вскоре утонул, не ощущая ни влажности воды, ни тухлого запаха, ни даже попавшего в рот тельца рыбки.
Со стороны могло бы показаться, что он сдался, если бы всё в комнате не было сейчас столь тёмным, и была возможность что-то разглядеть. Наверное, ему никогда больше не доверят присмотр за рыбами, и за чем либо живым вообще. Плохая вышла из него нянечка. Наверное, не лучший выход - думать об этом сейчас, когда тебя окружает Пустота, но иных мыслей попросту нет.
Бог любви поднимается, скорее рефлекторно пытаясь вдохнуть воздух. Получается не очень, и он задумывается, есть ли в Бездне кислород и нужен ли он ему теперь, когда даже его физическая оболочка поглощена тьмой.
Глупые мысли лезут одна за другой, пока не разбавляются громким комментированием чужого, но знакомого, голоса.
Эрос поднимает заплывшие глаза, всё еще оставаясь под легким действием сна и алкоголя, и видит перед собой Бездну, во всём человеческом её проявлении. Не того Тартара, описанного в мифах и новых пересказах, - щупальчатого монстра, и даже не пустоту, вроде как, простая тьма, отсутствие чего-либо, самое что ни на есть ничего. А того, кого видел в клубе, кажется, парой месяцев тому, со шрамом на щеке и острым, колючим взглядом. Не смотря на всё безразличие - его взгляд всегда был таким, наверное, банальные рефлексы, оставшиеся от прежней жизни.
Эрос пытается улыбнуться, своей фирменной улыбкой, но получается это слабо и он начинает кашлять.
- Я, - вновь кашель, отдавшийся эхом в безграничной пустоте, - с подарком, - кашель становится сильнее, а после слышится привычный для посетителей ночных заведений звук вывернувшегося наизнанку желудка, но совсем тихий и короткий, сдерживаемый и едва ли громче кашля.
Костлявые пальцы сжимают тонкий, но слегка шершавый хвост серой и уже пару дней, как не живой, рыбки. В окружении тёмного ничего она даже кажется цветной, если бы она еще так мёртво не таращилась на Эроса своими круглыми глазищами.
Натягивая на лицо улыбку, и в этот раз вполне удачно, бог любви протягивает брату этот презент, не доживший до встречи с самим воплощением пустоты. Но да, это и хорошо, вряд ли бы она пережила эту встречу. Но, наверное, стоит сейчас думать не о дохлой рыбе, а как самому пережить это свидание вслепую, да так, чтобы сохранить не только свой второй уцелевший глаз, но и вообще, выбраться более-менее целым?
- Ты столь разговорчив, братец, - бросая подарок к ногам мужчины, так или иначе, он останется в Бездне (пока что), Эрос поднимается на ноги. - Или ты всегда такой, находясь непосредственно, эм, в себе? - как и большинство вопросов Эроса, этот не требует ответа, посему бог любви его и не ждёт, продолжая говорить, - по сути, на глаза я тебе не попался, я зашел куда глубже, - пожимая плечами и начиная почему-то оправдываться, хотя и выглядело это довольно нелепо, Эрос вновь улыбнулся, слегка растерянно глядя по сторонам.
Прожить столько лет и ни разу не побывать в Тартаре, пожалуй, сейчас ему было даже больше любопытно, чем страшно. Как ученому, который лезет в жерло вулкана, чтобы добыть образцы камня.
От проявления безграничного любопытства вновь отвлекли. Словно ножом по ушам, где-то вдалеке послышался его собственный голос. Он не мог понять - вдалеке Пустоты, или же в его собственных мыслях. Странное ощущение, преследовавшее его еще с того момента, как он целиком окунулся в аквариум, и сейчас не покидало. Он не мог понять, голос звучит в его голове или же где-то рядом, не мог понять, неприятно ему от прилипшей к телу одежды или нет, не мог понять, мокрая она или же сухая, он словно ощущал и, одновременно, не мог почувствовать собственное тело.
Так ли это - ничего не чувствовать?
Его яство всё продолжало бороться, как будто с самим собой, а тело, не привыкшее к таким приключениям, отказывалось реагировать на это нормально. Эрос поморщился, а после нацепил на лицо привычную улыбку и ответил:
- Я атеист, - и тихо захохотал.
Он подумал: "Что же делать?". Поразмышлял с минуту - или секунду? - с ощущением времени тут тоже было не очень, на какие-то отвлеченные темы, а после с очередным пожиманием плеч, выдал: "А какая уже разница?"
Безграничное безразличие действовало не успокаивающе, но и лишним не было. Двойственность ощущений - он испытывал это и в предыдущую встречу с братом, только сейчас всё было куда быстрее. В конце концов, безумное подсознание уже выдало, только теперь вслух:
- Слушай, чем ты себя тут развлекаешь? - вновь озираясь по сторонам и видя перед собой только абсолютное ничего, он стал предполагать, - магазины, покер, шлюхи? - на секунду ему показалось, что к волосам прилипла водоросль, но, не нащупав таковой на голове, он договорил, - хоть что-то?

Эрос оглядывался по сторонам, как ни в чём не бывало, пытаясь найти интересные ему вещи, разглядеть что-то в пустоте. Он сейчас выглядел действительно как человек, который заглянул к своему брату в гости в новую квартиру, причем, впервые в жизни. Он осматривал, потирал ногой пустоту, словно действительно может втереть её в несуществующий пол, если бы была возможность, он бы полез что-то щупать и лапать, представляя, что на месте ничего есть статуэтки из разных стран мира, а на месте, опять же, другого ничего, огромная плазма на пол стены.
Ему было действительно любопытно, а это, наверное, единственное чувство в нём, которое он не мог проигнорировать или перекрыть иными ощущениями. Дориан относился к тому типу людей, или не-людей, которые даже в самом плохом пытались найти что-то хорошее и развлечься, как следует, наверное, этим и были продиктованы все его действия. Ну, раз уж он здесь, возможно, единственный и последний раз в жизни, то почему бы не утолить свой многовековой интерес? Да вот только, надолго он себя занять не смог.
Осматриваясь по сторонам, он заметил сгущавшуюся вокруг его светлой, во всех смыслах этого слова, персоны тьму. Сгустки тьмы, прибежавшие, то ли на зов света, то ли просто, учуяв свежую добычу, осматривали бога любви в ответ, как всего минутой ранее делал он. Куча глаз словно пыталась сожрать его, как не странно, взглядом. Он было потянулся к одному из сотни красных зрачков, остановив свой не в меру любопытный палец всего в паре миллиметров от намеченной цели. Левый глаз в нём запротестовал против подобного действия, поэтому мужчина поджал пальцы и вновь повернулся в сторону человеческой тени, которая была его братом. Он нехотя отказался от действия пощупать-полопать, пусть инцидент в клубе так и напоминал ему жаждой мести, но всё же, он был не настолько азартным, чтобы поддаться вспыхнувшему желанию.
Отвлекаясь на собственные мысли о мести, он и не заметил, как в его сторону летит, хм, подошва. И попадает, нужно сказать, прямо в цель. Немного побалансировав на грани, и подумав о том, что выглядит это еще нелепей, чем, если бы он просто упал на задницу, он всё же с трудом остаётся на ногах, сжимая свой многострадальный нос рукой.
- Ублюдок, - ворчит, упирая взгляд золотого и красного глаза в источник боли, - больше ни за что не принесу тебе подарок, - фырчит, вытирая прыснувшую с носа кровь не очень чистым рукавом.
- Зачем в лицо-то? - продолжает ворчать, а глаза, скопом собравшиеся вокруг бога, словно переглядываются между собой и двумя мужчинами - собственным хозяином и кем-то, совсем чужим этому месту, но и одновременно - с их небольшой частицей. Под конец ворчаний, он добавляет, немного тише:
- Хочу быть красивым до конца дней своих, а не с расквашенным носом, - слизывая собственную кровь с губ, бог вздыхает. Кому и зачем он всё это высказывает? Вот уж действительно - слова в пустоту. Осознание факта, что бесчувственный брат проявил к нему какие-никакие чувства, пришло с опозданием. Ну, в общем-то, радостных обнимашек он и не ждал, но это уже что-то. Задумавшись об этом, даже не замечая, как его кровь капает с носа, стекает по губам и, пробегая по подбородку, исчезает в пустоте, он слегка удивлённо поморщился. И решил подметить на его мнение незамеченный самим Тартаром казус.
- Надо же, бесчувственная Бездна испытывает ко мне такое яркое чувство, как ненависть, - вновь облизывая взмокшие от крови губы, он говорит, - я даже готов поблагодарить тебя, что это не любовь, - зажав ноздри двумя пальцами, он тихо ворчит, - чертова кровь, - а после продолжает свои мысли, - не уверен, что пережил бы твою любовь. Хотя, не уверен, что переживу твою ненависть, но… - пожимая плечами, он всё продолжает сжимать нос и оглядываться по сторонам.
Он не смотрит на Тартара, как впрочем, и на его глаза, так желавшие проглотить бога любви целиком. Его отстраненность продиктована совсем не страхом перед очередным пинком, и даже не буйствовавшим любопытством. Странное нарастающее где-то глубоко внутри ощущение будоражило бога, чувствительного вообще к любому проявлению чувств. Не сказать, что это было плохое предчувствие. Нет. Это было что-то другое, и Эрот пытался понять, что же заставило его, в конце концов, замолчать.
Он поворачивает голову в сторону человеческой ипостаси брата, смотрит и хмурится в ответ на ухмылку того.
- Мучаешь котиков и пьешь кровь девственниц? - предполагает Эрос, слегка вздернув правую бровь к верху и всё еще сжимая свой многострадальный нос. Не дожидаясь согласия или опровержения, он добавляет, - где ты их только берешь. Я про котиков, если что, - совсем серьезно, что уже непривычно для такого бога, говорит мужчина.
Нарастающее внутри чувство не то тревоги, не то ожидания, словно оживает, а в подтверждение тому округа, если можно так сказать по отношению к месту пребывания, начинает освещаться огоньками.
"Что же ты задумал?", - проносится в голове бога, но он по прежнему, только осматривается, не шевеля и пальцем, и только слизывая остатки крови с собственных губ.

Нарастающее где-то в закромах души светлого бога чувство всё сильнее давало о себе знать. Легким покалыванием кончиков пальцев, которое отвлекало от боли в носу и вкуса крови во рту. Непроизвольно он сжимал и разжимал костлявые пальцы: на руках, потом на ногах, словно придерживаясь какого-то только ему известного ритма. Расслабиться не получалось, как бы глубоко он не дышал и как бы старательно не убеждал себя что "всё будет в порядке". Потому что нихрена так не будет. И пусть бог любви выглядел так, словно ему и правда нет дела вообще до всего, что творится вокруг и главное, что его волнует: «а скушает ли он сегодня на ужин вкусный бутерброд с плавленым сыром, или же обойдётся чашкой чая». В душе же зарождалось беспокойство. Ну как "зарождалось", оно там было еще с момента попадания в это место, но сейчас просто разрасталось до уже довольно заметных размеров, словно снежный ком, который изначально был просто небрежно брошенным снежком, а сейчас превратился в огромный шар, способный снести несколько деревьев под своим упором. Вопил это неожиданно проснувшийся инстинкт самосохранения, если таковой вообще имеется у столь любопытного существа, или же просто пришло осознание, что "сейчас будет очень больно" - не самые приятные чувства, нужно сказать - но в любом случае, разобраться в этом ему было тяжело.
Ко всему прочему добавилось предвкушение. Словно зритель, заплативший за билет в первом ряду, он смотрел выжидающе, с легким вызовом, словно в любой момент вскочит и потребует вернуть потраченные деньги. На влажных от постоянного облизывания губах играла улыбка, а разноцветные глаза выделялись алкогольным блеском на черном фоне абсолютного ничего. Он ненадолго замолчал, явно представляя себе брата в роли Санта Клауса, который вместо подарков деткам приносит кусочки Бездны, а те в свою очередь, следуя закону размножения почкованием, разрастаются и медленно, но верно, начинают пожирать мир - вот уж истинно злобный план по уничтожению планеты! Под конец Эрос состроил серьезное лицо, и только привычная приветливая улыбка играла, слегка смягчая резкие черты. Со слишком серьезной интонацией он сказал:
- Тебе бы пошла красно-белая шапка, знаешь, - добавляя в интонацию немного ехидства, дополнил: - Я бы даже на кооператив тебя позвал. Не к детям, конечно, но мамашам ты бы понравился точно, может даже некоторым папашам, - картинка переодетого Тартара никак не выходила из головы, как бы он не пытался её развидеть, из-за чего лицо то и дело искажалось еле сдерживаемой широкой улыбкой, что больше напоминало нервный тик.
- Между тем, кажется, тему чувств мы уже проходили, - пытаясь вспомнить, он не прекращал говорить: - Или нет? Впрочем, это не столь занимательно, как Бездна, косплеещая Снежного Дедулю или Штрауса. Ты умеешь играть на скрипке? - не дожидаясь ответа, он опять спрашивает: - Дирижировать? Как неожиданно. Не люблю классическую музыку, но твою игру я бы послушал, - в отличие от предыдущего образа, Тартар, играющий на скрипке, совсем не желал появляться в голове бога любви. Вот никак он не мог сопоставить этот виртуозный инструмент и мужчину, покрытого шрамами, лицо которого скрашивает слегка безумная улыбка. Гитара в компании потертых кожаных штанов, порезанной взмокшей футболки с секонд хенда и еще черная подводка под глазами - да, подобное подошло бы куда лучше скрипки, да и вообще чего бы то ни было еще.
- А ты в детстве, в смысле, человеческом, в рок группе не играл? - спрашивает, словно невзначай. Эрос не пытается сохранить нелепую атмосферу "братского визита", просто, хм, не приучен он молчать, вот и всё. Разговорить Тартара дело не из легких, но чем больше вопросов - тем больше шансов, что хоть на один-два, да ответят. Впрочем, даже для самого Эроса это было обычными не столь важными фактами. Это не было даже светской беседой, Дориан болтал, а его упрямо игнорировали, изредка бросая фразы, просто "на отвяжись".
- Котик ротик на замке держать не будет, потому что у котика непреодолимое желаньице узнать получше своего кошачьего братика, - почувствовав, как табун мурашек пробежалось по спине, мужчина обнял самого себя, словно в глупых попытках пытаясь согреть самого себя. Это не помогло, но болтовня всё же отвлекала, - ну, знаешь, это заостренное чувство братской любви и всякое такое.
На смену легкому покалыванию в пальцах пришел холод, и вечно разгоряченное тело резко остыло, настолько резко, что бог любви даже не заметил, как посинели костяшки.
"Тут холодно или жарко? Не пойму."
Он бросил на брата последний взгляд, пока мужская и без того слабо заметная тень и вовсе не скрылась в окружающей их тьме. Или же она окружила только бога любви?

Каждое наше действие, так или иначе, сопровождается какой-то эмоцией, нашими чувствами. Хотим мы что-то делать, полны мы энтузиазма или же в нашей душе нет и толики желания и страсти к действию - всё это так или иначе переполняет нас, заставляя двигаться вперёд или же стоять на месте. Сложно сказать, что двигало Эросом в эту минуту его длительной жизни. Он уже давно успел потерять счет, как собственным действиям, так и сопровождающим это ощущениям. Он мог бы анализировать каждый свой поступок, обдумывать его, каждое слово, каждую лживую и настоящую гримасу, но таковым бог любви занимался крайне редко. Просто он никогда не спешил обременять себя лишней скучной работой, предпочитая в это время если не бить баклуши, то хотя бы заниматься чем-то более интересным.
В общем-то, пробудить интерес бога любви было сложной задачей. В большинстве случаев, даже банальное лежание в позе звезды на полу было куда любопытнее, нежели выяснение очередной грязной тайны, и это при том, что сам Дориан был не в меру любопытным молодым человеком. Просто после перерождения вся его жизнь вдруг стала настолько серой, скучной и ничем не примечательной, что все его прошлые "приключения", а стоит всё же согласиться, что он был далёк от "среднестатистического англичанина", - все эти действия показались ему просто скучной колонкой в каждодневной газете - не больше. Он всегда был пылок к чему-то новому, неизведанному ранее, пожалуй, к тому, что ему попросту было не по силам постичь. Эрот, словно прожорливый звереныш, пожирающий всё съедобное и не очень, впитывал в себя новые впечатления, ранее не открытые вездесущим богом. Это одна из причин, почему бог любви то и дело получал по носу, суя его куда можно и нельзя.
Наверное, так было и сейчас. Тартар завлекал его, как любопытного ребёнка влечёт заброшенная стройка. Он был чем-то неизведанным: Америкой для Колумба и космосом для Гагарина. Непонятно, пыталась Бездна вселить в своего непутёвого братца страх или же просто коротала бесконечность в игре с очередной игрушкой, ожидая пока в той не подохнут батарейки, но то, что это возымело обратный эффект было заметно невооруженным глазом. Каждое действие Тартара вызывало у бога любви настолько сильное желание, разжигало любопытство, которое он не испытывал уже давно, что самому богу было сложно проанализировать и понять собственные ощущения. Эрос терялся, не знал, что с этим делать, ровно, как и не знал, что задумал Тартар. Чувства брата, если таковые существовали в глубинах непробудной тьмы, были непостижимы для бога любви и это... еще больше напрягало.
Эта жажда, заставляющая чувствовать себя глупым ребёнком, пожалуй, единственное, что еще удерживало бога от полного уничтожения в закромах тьмы. Та всё норовилась поглотить глупого бога, окутать в свои холодные объятия и попросту сожрать. Тогда вместо ярких эмоций, у чувственного бога остались бы только огрызки былых ощущений. Он бы упивался собственными воспоминаниями, пытаясь восстановить былое, словно связать из обрывков нитей новый свитер. Непонятно, сколько бы у него ушло на это времени, но пока что он пытался об этом не задумываться. Всё, что ему было сейчас нужно - это хвататься за собственные чувства, пусть они и казались сейчас явным безумием, и не утонуть во тьме.
Поглощенный, он перестал замечать окружающую действительность. Странное роившееся в душе желание продолжало светиться ярким огоньком. Он чувствовал, что Бездна пытается сожрать его, кажется, на какую-то долю времени ей это даже удалось, но в итоге Эрос только усмехнулся, размышляя, что кусок бога любви оказался слишком большим и сочным для ежеминутного поглощения - как минимум, его нужно хорошенько прожевать.
Окружающая тьма рассеялась, открывая затуманенному взгляду небосвод. Он был сер, и почему-то вечноскучающему мужчине показалось, что он похож на его жизнь. Но потом он вспомнил, где именно он в данную минуту находится, и ему пришлось смириться с тем, что вот уж когда, а сейчас ему точно не скучно. На губах промелькнула легкая улыбка. Кажется, во рту до сих пор был вкус крови и тухлятины, или же его никогда там и не было?
Выбросив ненужные мысли из головы, он заговорил:
- Любопытствующая Бездна - это столь же парадоксально, сколь и ярко желающая моего быстрого разложения в собственных соках, - он посмотрел на то, что сейчас человеческая сущность в нём назвала бы "своим братом", а божественная - просто оболочкой бесконечности: Тартар словно висел в воздухе, и Эросу стало любопытно, так же он "подвешен" или же всё же стоит на чём-то твёрдом.
Разглядывая себя, он продолжил говорить:
- Немного странно, но я никогда не испытывал к тебе ненависти, - бог любви вновь легко улыбнулся, словно в подтверждение собственным словам, - ты, отец - вы заставляли меня корчиться от боли, медленно умирать, а потом возвращали к жизни, к банальной неинтересной жизни, но так и не зародили во мне хотя бы толику страха или ненависти. О, конечно же, изначально испуг присутствовал, когда твою плоть разрывают голыми руками, сложно не испугаться, простая физиология, но потом... Я так и не смог испытать чистого, всепоглощающего ужаса, или же яркой ненависти - ни к кому из вас, - всё еще не понимая, висит он в воздухе, сбитый с толку, словно бы лишенный действия любого закона физики, Дориан поджал ноги, присаживаясь на колени, всё еще не сводя взгляда с человеческой оболочки Бездны - так было проще, пусть Эрос был внутри Тартара, с этой оболочкой он, тем не менее, чувствовал себя на равных. И пусть тысячи невидимых зрителей смеются где-то на фоне, будто в старом сериале, он видел пред собой человека, и это добавляло уверенности.
Приняв расслабляющую позу, пусть и сейчас это особо ни на какие чувства не влияло, он говорил:
- Я получил частицу тебя, - палец слегка оттягивает тонкую кожу нижнего века, демонстрируя красный глаз, ничем не отличающийся от всех остальных, окружающих Тартара, а бог продолжает говорить: - Но знаешь, это ничуть мне не помогло, - как-то разочарованно, он вздыхает, - ты спрашиваешь, что я видел. Тебе любопытно, что я испытывал, поглощенный собственной никчёмностью, - он переиначивает слова брата, домешивая в них эмоциональный окрас, добавляя толику чувств, которых так, по мнению Эроса, не хватало Тартару, а потом всё же отвечает на вопрос:
- Странно, что в такой момент я подумал о самых худших моментах в моей жизни. Подумал, что должен чувствовать отвращение, ненависть и страх, но вместо этого ощущаю трепетный интерес, голое и ничем не прикрытое любопытство - самое страшное чувство в опасной ситуации, - он слегка поерзал, словно бы ему действительно было неудобно сидеть на коленях, хотя, опять же, тут он едва ли мог узнать, что такое затекшие от неудобной позы ноги. Глаза его как-то непонятно заблестели, но, делая короткие паузы, он не прекращал говорить:
- Мне кажется, что даже если ты доведешь меня до агонии, уничтожишь, после возродишь и вновь примешься вгрызаться в мою плоть, я всё равно буду испытывать этот яркий интерес к твоей безэмоциональной персоне, - это прозвучало не как вызов, а как простая констатация факта, - я тут подумал, что, возможно, всё дело в том, что я не видел твою человеческую ипостась? - задавая риторический вопрос, он дополнил, - до того, как ДжейДжея окрасила тьма Бездны, - монолог затягивался, но это был еще не конец, - подумал, что может быть всё дело в твоём упрямом нежелании поддаваться моим чувствам? Ты столь непреклонен, что мне так и хочется убедить тебя в обратном. Знаешь, это толика братского соперничества. К чему это я... - потеряв нить размышлений в сумбурном потоке собственных мыслей, Эрос призадумался, а между светлых бровей появилась морщинка, демонстрируя напряженный мыслительный процесс. Под конец, спустя несколько длительных секунд или минут, он выдаёт:
- Ах да, наверное, стоит спросить, что ты обо всём этом думаешь, прежде чем действовать.
Что он имел в виду под "действовать", бог решил умолчать.

Отредактировано Eros (2015-09-18 14:26:10)