• Персонажи: Clotho, Eros, Gaia; косвенно - Атропос, Лахесис | • События: Кто бы мог подумать, что мойры, благоразумно скрывающиеся столь долгое время, решатся на встречу с представителями вражеского лагеря? Или, быть может, так было предначертано судьбой, и они лишь следовали её велению? Чем закончится это удивительное свидание с ножом у спины? Возможно ли, что все перевернется с ног на голову? |
2013; не надо убегать
Сообщений 1 страница 4 из 4
Поделиться12014-10-21 21:14:53
Поделиться22014-10-24 19:13:11
Центральный парк и без того не самого спокойного города сегодня был необычайно шумным.
- Ты себе хоть представляешь, что будет с этим миром, если... - каждое слово лилось из уст благородной светлой богини четко и даже несколько повелительно. Но в ответ:
- Как же мне плохо, - тихое бормотание. Скрип детской качели заглушал, пожалуй, даже звук каблуков, стукающих по ново выстеленной брусчатке.
- Он доберётся до каждого живого и даже не очень существа... – громкие слова также терялись в шуме. Виной тому был всё тот же раздражающий скрип качели или же свист в голове - непонятно.
- Голова болит, - это было уже не ворчание, а нытье, но выговоренное с обречённо-гордым выражением лица.
- Всё будет уничтожено! Просто в пух и... - интонации девушки то скакали к небесам, сравниваясь едва ли не с голосом оперных певцов во время своего дебюта, то становились приглушённо-скомканными, словно она специально съедает окончания слов.
Или это опять виноват гул в голове?
- Наколдуй мне водички, - пожалуй, в голове у него свистит ветер, так как новоявившуюся сестру он и правда слышит едва ли не через одну-две фразы.
- Чертов Амур, ты меня вообще слушаешь? - и кажется, только что нерадивого бога любви засекли. Но разве можно в чём-то заподозрить или обвинить столь безобидное создание?
Можно.
Эрос переводит взгляд на белокурую девушку, всматривается, совсем недолго и в результате изрекает:
- Если я сейчас же не выпью аспирин, то уничтожу этот мир еще до появления папули, - его лицо настолько серьезно, словно сейчас его рука черкнёт подпись на многомилионном контракте. Хотя на самом деле между его длинных пальцев зажата не дорогая чернильная ручка, а помятая сигарета.
- Эрос, ты..! - Гея смотрит на уставшего бога с укором, а земля под ногами готова содрогнуться.
- Милашка? - он продолжает фразу богини, мысленно аргументируя это боязнью недосказанности. Хотя. Чушь всё это. Слово "милашка" у этого бога было почти что рефлексом при виде злого лица собеседника.
Стук, доносившийся, казалось бы, из внутренностей самого мозга, начал утихать, словно удаляясь. И если бы не это, мужчина даже бы и не заметил ухода своей новой "сестры".
Он вздыхает. Морщится, от громкого звона в голове, от горького привкуса во рту и от запаха неприятных женских духов. Он поправляет выбившуюся из общей массы прядку волос и понимает, что противный и не в меру едкий запах духов исходит от него самого. И как можно было повестись на женщину со столь отвратным вкусом?
Этот мир на гране уничтожения. И хотел бы Эрос обвинить в этом вонючих женщин, да не получится. Наверное, сейчас не время и не место размышлять о женщинах, хотя, для такого бога, коим оказался он сам - это всегда уместно.
Он просто не мог понять, нужно ли ему расстраиваться. Страдать. Пытаться что-то изменить? Он изменил. И нет, женщины тут ни при чём. И даже мужчины.
Просто впервые за энное количество дней он напился. Настолько напился, что если в этой блондинистой голове и были какие-то мозги, то сегодня утром они вытекли через левое ухо.
Голова болела ужасно. Тело ломило, и было словно вата, в которую натыкали иголочек. Красные следы засосов на шее не исчезали, как и царапины, которые отказывались заживать. Тело устроило своему хозяину бунт. В иной день он бы возмутился, да вот сейчас на это попросту не хватало сил.
Приход сестры был неожиданным для юного дарования божественной индустрии. Как впрочем, и её желание защищать этот мир.
В смысле.
Эрос никогда не был близок с кем бы то ни было из своей так называемой родни. Ни с кем. Не разговаривал. Не встречался. Их максимум - пара взглядов. И то односторонних. Эроса не заботили старшие, как и старших не заботил мелкий пакостник.
Но Гея. Странно, что она увидела в нём какую-то поддержку. Или же просто этакой она не увидела в других? Кто их знает. Этих старших.
Но, она нашла его. Попыталась вразумить, объяснить что-то.
А бог любви банально погибал от злого монстра Похмелина. Он никогда не был в Тартаре, но, наверное, именно так выглядит там самое страшное чудище. Вот наверняка.
- Черт побери, - ворчит, потирая глаза и продолжая мять между пальцев сигарету.
"Как можно нормально соображать, когда у тебя ощущение, что ты пропил весь мир?"
- Держи, - холодная гладь касается не в меру бледной щеки, из-за чего мужчина вздрагивает, но желания избавиться от этого неожиданного ощущения не появляется. Он просто забирает у девушки бутылку с минералкой и откидывается на спинку лавочки. Говорит, прижимая пластик ко лбу:
- Ты просто кудесница, - странно, но тихий шелест открывающейся пачки с таблетками сейчас звучит громче, чем даже надоевший скрип качели.
Эрос откручивает крышку на бутылке, а после ломает большую белую таблетку наполовину и по одному кусочку пытается просунуть их в тонкое горлышко. Белые полукруги тонут, растворяясь на тысячу маленьких пузырьков. Он выпивает получившуюся убойную смесь, а после изрекает:
- Вот сейчас еще посижу пятнадцать минуточек и буду готов спасать мир.
В ответ же слышится только тяжелый вздох, заглушаемый очередным скрипом несмазанного металла.
Отредактировано Eros (2014-12-07 23:15:25)
Поделиться32014-11-02 17:29:20
Боинг, прорвавшись сквозь пелену густых молочных облаков, опустился в аэропорту Джона Ф. Кеннеди на пять минут позже назначенного времени. Последние часов пять, пока они летели над океаном, Кьяра мужественно выслушивала всю жизнь старушки на соседнем сидении, изредка улыбаясь и поддакивая.
- Мы с Джоном познакомились на танцах после войны, хорошо, что вы никогда не узнаете, что такое война, моя милая. Война не жалела никого, смерть дышала в лицо каждому, кто лежал в окопах в то время, а они бежали от нее, как черт от ладана каждый день. Вы знаете, что такое смерть, моя милая? О, как хорошо, что не знаете. Джон кружил меня в танце под музыку Коула Портера, вот это было время. Вы не будете хлеб? Хлеб – это жизнь, нельзя оставлять хлеб на подносе, я возьму, хорошо?
Кьяра молча кивала на каждый вопрос, который ей задавали, стараясь не выпадать из своего образа итальянской студентки, которую привлекает Большой Каньон и Аллея Славы.
Неделю назад на балконе ее маленькой квартиры на via porta rossa поселился ворон, и Кьяра почти не придавала этому значения, пока однажды он не начал кричать. Птицы не кричали так никогда - громкий гортанный голос, схожий с тем, каким моряки зовут на помощь, если терпят крушение. Ворон прыгал, бился в стекло и пытался всяческими способами привлечь внимание хозяйки квартиры. Тогда что-то внутри Кьяры стукнуло и очнулось, что-то сильное и очень древнее – младшая мойра жила внутри итальянской девушки все это время, сознательно ведя ее по нужному жизненному пути, который так не нравился ее матери. В тот момент, когда ворон ударился головой самым отчаянным образом и ничком упал на бетонный пол балкона, в Кьяре Дюваль закончилось все человеческое.
Прошла еще пара часов прежде, чем в зале ожидания незаметно появилась еще одна женщина. Серая и с грузной походкой, она была похожа на морфиновую наркоманку, и люди вокруг так ее и воспринимали. Не было в этой женщине ни легкости, ни счастья, глаза, то ли заплаканные, то ли лишенные которые сутки сна, бегали по залу даже слишком быстро, чтобы успеть углядеть хоть что-нибудь. Кьяра, до того нервно перелистывавшая какой-то журнал, вскочила на ноги и заспешила вперед,
- Моя дорогая старшая сестра, - против ее теплых рук кожа Анны казалась холодной и острой, как капли осеннего ливня. Прикосновение – как удар молнии по пульсу, и Кьяре даже почудилось, как бьется испуганная жилка под ее пальцами.
- Почему именно янки?
- Мы на руинах мира, милая, где еще, как не в Новой Англии, можно построить новый?
Сумасшедший таксист-колумбиец, включивший Шакиру на весь салон Ford Crown Victoria, не подозревал, кого он везет. Все это время, пока он несся по на редкость свободным улицам Нью-Йорка, мимо озер и Ла-Гвардии, две совершенно не похожие друг на друга женщины на заднем сидении держались за руки и не произносили ни слова. “Опять эти лица нетрадиционной ориентации, por supuesto! Нью-Йорк – слишком толерантный город, властям пора заканчивать проводить тут свою политику, иначе нам, настоящим мачо, не достанется женщины”. Он высадил своих пассажирок около Центрального парка, а когда получил денег на чаевые в два раза больше, чем цифра на таксометре, перестал сокрушаться.
Нужную скамейку у Черепашьего пруда две сестры вычислили довольно быстро – высокая женщина со срывающимся голосом, вальяжно развалившийся мальчик, и воздух, что пропитался их нервным разговором. И теперь для того, чтобы вписать окружность в пятиугольник, не хватало только маленькой Рут.
Рут Мур появилась в парке маленькой незаметной птичкой, тихим дуновением ветра, диалогом гуляющих пар. Она влетела в зону Черепашьего пруда - нет! не влетела - вплыла. Ей все удавалось с поразительной легкостью, но никто не знал, какая цена стояла за этим. Когда все собрались, Рут открыла свою папку с рисунками - размашистыми росчерками на верхнем листе красовались стол и девять стульев.
- Я все знаю.
После этой короткой фразы заговорила Гея.
Отредактировано Clotho (2014-11-27 20:41:48)
Поделиться42014-12-08 00:01:56
Время течёт, плывёт или же сыпется. Нет. Его нельзя сравнивать с песком, водой или любой другой субстанцией. Выпитый богом любви антипохмелин - разве это время? Болото под ногами - а это? Даже воздух, загрязнённый выхлопами дорогих и не очень автомобилей не является временем. Это что-то настолько абстрактное, что его тяжело понять. Это не просто обороты матушки Земли вокруг своей оси, или же вокруг Солнца, нет. Ведь оно не ограничивается только этим.
Время - это что-то неприкосновенное, необъяснимое. Оно существует в каждом человеке, и каждый воспринимает его по-своему. Сидя на лавочке и выжидая, пока подействует лекарство - время течёт, вальяжно и медленно. Когда ждёшь - всегда так. Это готова подтвердить и светлая богиня. Всегда спокойная, сейчас она была как на иголках, словно конец света настанет если не через минуту, то через день. Её время - это жирная патока, которой мажут торты, оно перетекает из одной консистенции в иную, очень и очень медленно, даже медленнее ожидания Эроса.
Две девочки, которые только сейчас показались на глаза первому поколению богов, как они видят это время? Оно сыпется, как и сыпалось когда-то, по крупицам, словно вырисовывает маленький рисуночек? Или же оно для них остановилось? Замерло, застыло, как ледяная статуя, которой стоит когда-то разморозиться. Но когда?
Нежная, маленькая девчонка, с не в меру большим для неё блокнотом. Она вбежала в парк, незаметно для других, зато сразу же привлекая к себе внимание божественных существ. Наверняка её время быстрее черепахи из известной байки.
Каким же будет время, когда всё начнётся?
Эрос оглядывает рисунок, то же делает его сестра. Она изрекает:
- Это война, - констатирует факт, не больше, как будто для неё это обычное дело.
Бог любви вздыхает и поднимается на ноги, позволяя дамам присесть на лавочку. Он чешет переносицу - спадающая на глаза прядка постоянно щекочет лицо. Говорит:
- Отлично, дорисуй где-то там, в сторонке, пуфик для меня, потому что я в этом не участвую, - он поднимает руки к верху, для пущего эффекта только не хватает белого флажка, да вот только единственное белое на нём - это трусы, а творить такое среди парка, да еще и перед столь величественными дамами - сущее бесстыдство. Он вздыхает, а после вновь говорит:
- Без обид, госпожи́, но любви не место в политике, как впрочем, и мне, - он уже готов был развернуться и покинуть только собравшуюся компанию, но на дорожку решил всё еще высказаться. Почему бы и нет? Голова уже меньше болит, хотя мыслей в ней всё еще осталось много. После паузы в несколько секунд, он изрекает:
- Нет, если у вас будут какие-то проблемы на личном фронте я всегда... - да вот только договорить Эросу не позволили, - а-ай! Сестра! Что же ты творишь-то? - юноша невольно схватился за отдавленную секунду назад сестрой ногу.
- Не слушайте его, он в деле, - богиня беззаботно и в то же время очень скромно присела на место, которое ранее занимал Эрос, и перевела взгляд на брата, который всё еще обиженно смотрел на сестру. Обиженно и непонимающе. Она добавила, лично для него, - Ты мне должен.
Брови бога любви поползли куда-то вверх, скрываясь за светлой челкой.
- Значит, теперь за таблетку аспирина я должен лишиться головы? Отлично, классная сделка, очень выгодно, - для пущей убедительности не хватало только таблички "сарказм". Гея же в ответ только повела плечами, на что Эрос закатил глаза. Всё же они семья, и сколько бы вы лет не виделись - пять, десять, несколько тысяч или миллионов - не имеет значения. Некоторые узы, хочешь ты того или нет - но разрушить невозможно. Хотя, кажется, с этой минуты только этим бог любви и будет заниматься - разрывать узы со своей бывшей семьей, в попытках спасти от них свою шкуру.
Под конец всех жестикуляций, которые еще некоторые называют "общением", Дориан всё же соглашается:
- Ладно, связываться с Хаосом и Ко у меня еще меньше желания, - бормочет про себя, а после переводит взгляд на девушек.
- Что вы задумали, милые дамы? - он улыбается, мило, как ни в чём и не бывало.