Сегодняшний день ничем примечательным не был. Такой же, как и сотни и тысячи других дней, да вот только если бы тело и разум были заняты хоть какой-то работой - все было бы куда лучше, чем вот так - проснуться утром, ощутив холод постели и услышав голоса за стеной. Да, Стефан всегда водил клиентов и клиентов к себе на дом, всегда им помогал \чертова клятва Гиппократа\, а Артур лишь кусал губы и улыбался. Конечно же - ревновать брата к пациенткам это то, что он делал превосходно. Да вот только он не показывал это никогда, просто-напросто сидя на кухне и выпивая чашку за чашкой горячий и обжигающий кофе. И этот момент, когда ты обжигаешь небо и язык - ни с чем несравнимое для него удовольствие. Для него, человека, что всегда привык двигаться, драться, танцевать. Человека, что привык держать оружие в руках и лишь слегка усмехаться. Деймос. Артур. Два имени, две жизни. Так же как и у его брата. И, поверьте, в такие мгновения он бы все отдал, лишь бы никогда не помнить ту жизнь и никогда бы не иметь априор - штуку, что позволяет запоминать все, стоит только увидеть или услышать. Но, увы, это не возможно. И именно поэтому Артур сейчас глотает уже черт_знает_какую таблетку за вечер \и думает, что можно немного сдохнуть\. А потом он вновь слышит голоса - брат как всегда беседует с новой пациенткой, кажется, седьмой уже за сегодня \и когда только наступил вечер?\

- До свидания. - юноша улыбается. Улыбается через боль, что начинает пульсировать в висках и расползаться по всему телу. Он улыбается девушке, которая ему ненавистна. Он улыбается и все еще стоит на ногах, совсем слегка привалившись к стене и убирая неловко волосы. Он не хочет казаться слабым и не хочет даже трогать брата. А стоит двери закрыться - он уходит в комнату. На улице темно, в комнате, где не зажжен свет - тоже. Сейчас Артуру кажется, что любой шорох похож на взрыв бомбы, а ему нужен уютный такой вакуум, что бы в который раз разложить все по полочкам и не взвыть волком. Но и это не получается, потому что голоса людей не дают ему спокойно абстрогироваться. И с каждым разом боль все нарастает и нарастает, заставляя его зажимать свои уши, качаться из стороны в сторону и жмурить глаза, стараясь укутаться во тьму. Он не хочет ничего слышать, но мозг решает выдать все и сразу - голоса родителей, голоса учителей и неизвестные ему песни, что он услышал лишь краем уха. И все это кажется просто новым, его личным Адом, потому что терпеть сил нет.

Проходит, верно, минут пятнадцать. В комнате тихо. Где-то щелкнул чайник \или же ему показалось?\ и Артур встает. Неуверенно, словно он только-только научился ходить. Встает и тут же теряет равновесие, но удерживается, не падает. А после медленно начинает двигаться в коридор. Открывает дверь комнаты, зажмуривает глаза от света и идет на кухню. Туда, где сидит самый родной и дорогой человек. Но по приходу он его не обнимает, он просто садится напротив него и сильнее сжимает свои виски.

- Стеф, мне, кажется, хреново... - голос невольно дрожит, как если бы он был совсем маленьким ребенком, у которого отняли конфету и он собирается реветь. И через боль юноша разгибается, ищет глазами глаза любимого мужчины и так же через боль тянет уголок губы вверх, пока кто-то в его голове читает Бродского. Откуда он его знает и помнит - не важно. Кто-то до боли знакомый зачитывает строки этого русского поэта, пока юноша ждет хоть чего-то от брата. Но, кажется, настроение у того совсем не то, что бы помогать еще и брату. И Артур невольно сжимается в комок и пальцы до побеления костяшек стискивают край стола, а тени позади него начинают выплясывать свой хоровод. И как ему кажется - похоронный, потому что от этой боли и этой какофонии звуков и информации в голове можно только шагнуть в окно.

Почему-то столь сильный всплеск эмоций ударил по мозгам кувалдой. Деймос не понимал одного - почему столько агрессии, когда он всего лишь пожаловался на головную боль. Неужели его брат думает, что это опять чертова ревность? По бледным губам скользит улыбка, а после он поднимает голову, откидывает руку брата со своего воротника, а после даже слегка отталкивает. Стол между ними - как стена, за которой он пытается скрыться.

- Ты заебал видеть везде ревность, братик - и последнее слово звучит с таким презрением, словно перед ним не человек, а что-то мерзкое. Склизкое. Внутри где-то разрастается дыра, потому что сколько бы Стефан не кричал - всегда это было заслуженно, а тут ни за что. И почему-то от этого действительно становится больно, хотя раньше он всегда игнорировал это. А потом он смотрит. Брат чуть ли не плюется ядом, а младший лишь сильнее стискивает и сам стол. Стоять удается еле-еле, ноги подкашиваются и перед глазами пелена. Каждый звук - бьет разрывами мин внутри и он чуть ли не скрипит зубами. Но проходит всего каких-то пару мгновений, пару вздохов перед тем, как он выходит из-за стола.

- Ну же, братец, давай. Наори, ударь. Что ты там хочешь сделать? Ах, да. Я же ревную тебя. Как это я мог забыть! Наверное, мне нужно пойти и разбить зеркало, что бы ты увидел как я успокаиваюсь. Да. Так и нужно сделать. - и каждое слово пропитано куда большим ядом. чем мог бы представить себе даже Бог Сарказма, если есть такой. Сущность Деймоса, бога ужаса, теперь не сковывается цепями. Он такой, каким был когда-то - язвит, кусается и защищается. Он не умеет нападать словами, предпочитая нападать оружием и все решать в схватке. но сейчас все по-другому. Сейчас ему хочется действительно показать, что значит "проглотить" слова \и немного причинить вреда\ и, наверное, поэтому юноша сцепляет зубы, старается перекинуть свои волосы на одно плечо и уже после - идет в коридор, где висит зеркало. И он думает о том, что когда-то они были счастливы, обнимались и смотрели в него..

.. боль в руке появляется внезапно. Деймос даже не успевает вскрикнуть прежде, чем кулак входит в тонкую поверхность и разбивает ее на кусочки. И только когда сознание на мгновение становится чище - он замечает алую кровь, что бежит по руке, осколки и, конечно же, голоса внутри снова начинают выдавать странную и не нужную информацию, тогда как по губам скользит оскал.

- Видишь, я уже не ревную. - и он говорит это, скалится \а если прислушаться, то услышите всхлип\,а после разворачивается и уходит в комнату, оставляя на белом полу алые капли, а как только фигура скрывается - он хлопает дверью так, что, кажется, она наконец сломается. И снова он оказывается в полной темноте, погружаясь в нее. Здесь уже не пляшут тени, здесь пляшут лишь огоньки с улицы. И он невольно встряхивает своей рукой, словно боль уйдет, а после подхватывает кофту с капюшоном и, забиваясь в самый дальний угол - накидывает капюшон себе на голову и раскачивается из стороны в сторону.

- Господи, пожалуйста, изыми из моей головы этот ад..- он срывается на тихий-тихий шепот. Кто-то читает "Отче наш", кто-то поет "Ave Maria", а еще детский голос продолжает читать стихи на новый год. И Деймос их ненавидит. Он ненавидит их, ненавидит сейчас весь пантеон богов и ненавидит людей. А еще он ненавидит брата и почти не контролирует свою силу, заставляя людей кричать, перебивать друг друга и выдавать странную информацию: жизнь, война, сводка новостей, детские впечатления. И он не может даже понять - есть ли здесь хоть что-то нужное. А еще кто-то читает книгу. Голосом Деймоса. И от этого он сжимается еще больше и впервые тихо всхлипывает.

- Фобос.. - и это звучит так тихо, словно он сам не верит, что говорит это. И он не позволяет себе плакать, заменяя все это на одно чувство - ненависть. И он невольно просто излучает ауру Ужаса, которая всегда была с ним и сейчас словно пыталась убаюкать его. А кровь с руки все еще капала...