Иногда просто необходимо исчезнуть. Затеряться среди толпы эгоистичных, помешанных на своих проблемах, не видящих дальше своего носа людей и не иметь риска быть замеченным, ведь всем вокруг наплевать. Это удобно - прятаться на виду у всех, и порой это было даже полезно, ведь никто не мог потревожить тебя и оторвать от твоих мыслей. Стикс посоветовала ей бежать, и именно это она и делала теперь, скрываясь от враждебного мира, где все пытались диктовать ей свои правила, в пыли улиц.
Вечер, который и без того не обещал быть приятным, а после того, как к ней и ее так называемым соратницам наведались враждующие боги Тартар и Эрос, и вовсе испорченный, клонился к ночи. Персефона не жаловала темное время суток, но после богатого на почву для размышлений разговора, бессонница решила расправить свои скучно-серые крылья. Сна не было ни в одном глазу, однако голова раскалывалась, но далеко не из-за физической усталости. Виноваты в этом были, скорее, тягостные думы, терзающие ее. Боль, которую они вызывали, грозила перерасти в настоящую пытку. Это был яд, но не тот, который ревнивые жены подсыпают своим нелюбимым мужьям, даже не тот, что служил причиной смерти королей и знатных особ. Это было что-то недосягаемое и необъяснимое.
Она знала, что ей необходимо найти тех, кто был ей близок больше всех на этом свете, но понятия не имела, что ей для этого нужно сделать. Громовержец, как и Аид, наверняка были чрезвычайно заняты установлением порядка, но где была ее мудрая мать Деметра - неизвестно. У Персефоны был еще один человек, которому она, несмотря на его ветреность, всецело доверяла, но поиск его был равноценен поиску иголки в стоге сена, так что эту идею пришлось беспощадно отбросить.
Вернувшись в магазин, где она проводила свободное от учебы время, будучи простой девушкой по имени Бриана, Персефона подумала, что это была явно неудачная мысль. Ей хотелось побыть одной, но тишина в такой ситуации была тождественна самоубийству. Почему-то ей вспомнилось, как она в детстве каждое лето ездила в Бостон, где жила ее земная бабушка. Лето в Бостоне отличалось невообразимой скукой и абсолютным отсутствием какой-либо мотивации, но запоминалось безграничной любовью и щедростью бабушки, которая оставила этот мир около десяти лет назад. Странно, что Персефона вспомнила об этом человеке в этот момент, но память о теплых объятиях и запахе домашнего мыла заставила ее решить отправиться в этот город, чтобы бесцельно побродить по вечерним улочкам, пытаясь найти утешение в бесцельной ретроспективе.
Вечер в Бостоне был густой, обволакивающий и очень холодный, в любой другой день в такой атмосфере ее бы давно клонило в сон. Персефона шла по улицам, обхватив себя руками в попытке сохранить тепло и совершенно не обращая внимания на то, в каком направлении ее несли ноги. Мимо пролетали автомобили, загорались и гасли огни, перемещались не обращающие на нее внимания люди, которым она была за это благодарна. Она не представляла, который был час, ее не увлекал звенящий и яркий город, который с каждым ее шагом становился все более темным и отталкивающим. Персефона пришла в себя, когда осознала, что звон ее каблуков больше не теряется в богатом разнообразии звуков мегаполиса, а ясно различается и разносится эхом по округе. Богиня настороженно огляделась, не приметив ни единой души в радиусе нескольких метров. Наверное, лучшим вариантом было бы вернуться назад в центр, но какой-то черт понес ее дальше вглубь малопривлекательной улочки, единственной достопримечательностью которой являлась огромная мусорка неподалеку.
Персефона ускорила шаг и, пройдя еще несколько метров, все-таки решила повернуть назад, чтобы поскорее убраться с разукрашенного граффити и обклеенного выцветшими объявлениями переулка.
- Эй, куколка, почему бродишь одна в поздний час в таком месте? - за ее спиной раздался низкий голос, в котором без труда различались издевательские нотки.
"Отлично, Персефона, мало было приключений, так ты еще напоролась на местную шпану".
- Я кое-кого жду, - с шумом вздохнув, ответила она, надеясь, что это поможет избавиться от нарушителя ее одиночества, но, разумеется, это не помогло, - Но вы правы, мне следует подождать его в другом месте.
- Правда? И кого же ты ждешь? Брось, зачем тебе это, пойдем лучше развлечемся, ты составишь мне компанию... - мужчина выглядел огромным и медленным шагом приближался к Персефоне. Будь она человеком, у нее бы уже давно дрожали коленки и заплетался от страха язык.
- Правда, - настойчиво ответила она, - И я очень спешу, поэтому, простите, мне придется вам отказать, - Персефона сделала шаг в сторону, чтобы обойти угрожающего вида парня, но тот помешал ей.
- Надо же, какая смелая. Нет, я сказал, что ты пойдешь с нами, разве ты не поняла, - человек противно улыбался, пожирая взглядом Персефону, и та издала страдальческий стон при виде того, как из-за углов появилось еще трое внушительных парней, один из которых от количества выпитого едва держался на ногах. Конечно, люди не могли причинить ей вреда, но сама ситуация была крайне неприятной. Будь она человеком, она бы давно бросилась со всех ног, истошно крича.
Компания, гогоча, надвигалась на нее, и Персефона начала обдумывать план бегства. Она не горела желанием использовать свои способности, но другого выхода не было.
- Вы ничего не можете мне сделать, - абсолютно спокойно заявила царица мира мертвых, чем вызывала удивленное улюлюканье, - Я советую вам отказаться от этой затеи и отправиться по домам. И, да, вам бы стоило поучиться вежливости в разговоре с кем-то вроде меня.
- Ну и ну. Сейчас проверим, насколько ты смелая на самом деле.
"Ну, просто блестяще".

Страх - одно из самых древних, сильных и неизведанных человеческих чувств. Всепоглощающее ощущение надвигающейся беды, заставляющее либо бежать прочь со всех ног, либо врастать в землю, становиться каменной статуей, неспособной к движению и мыслительной деятельности. Это то, что таится внутри, ждет наилучшего момента, чтобы проявиться, постоянно напоминает о самых ужасных на свете вещах, царапает острыми когтями ожидания грудную клетку, вытягивая жизненные соки, и не дает спокойно спать, рисуя в воображении сводящие с ума картины, тем самым пожирая разум.
Кто-то боится насекомых, кто-то - высоты, кто-то - смерти. На свете нет бесстрашных людей, но есть те, кто любит становиться объектом страха для других. В чужих фобиях они ищут способ самоутвердиться, возвыситься, доказать что-либо недостойному, по их мнению, окружению. Эти люди - вампиры, упивающиеся чужими тревогами, падальщики, идущие на крайние меры, чтобы в первую очередь убедить себя самих, что они способны на большее.
Персефона презирала таких. Она старалась избегать их, и прежде у нее вроде как получалось, но вот перед ней возникла неприятная компания как раз таких низких, ищущих легких развлечений особ.
С высокомерными и полными нескрываемой пошлости улыбками, которые невыносимо хотелось стареть с их лиц, они плотной стеной надвигались на нее, обмениваясь заговорщическими взглядами друг с другом. Поначалу Персефона не боялась их, их появление вызывало в ней только раздражение и приступ непомерной брезгливости, однако с каждой секундой ее нарочитая смелость куда-то улетучивалась. Ведь в первую очередь она была хрупкой девушкой, нуждающейся в защите, совсем не воительницей, как ее сестра Афина, которой Кора всегда восхищалась.
Персефона инстинктивно отступила на пару шагов назад, но позади ее ждал тупик.
- Я ведь намекнула вам, что это плохая идея, - бросила она, и земля под ее ногами дрогнула сначала легко и почти незаметно, затем - значительно сильнее, так, что дрожь даже прокатилась по стенам темной арки. Парни на мгновение замешкались и недоуменно переглянулись, сумев ощутить странные изменения даже под градусом, но ходу не сбавили.
Вдруг раздался звук, заставивший Персефону охнуть от неожиданности, а компанию амбалов - начать непонимающе и недовольно от того, что их отвлекли от столь важного дела, озираться. Холодящий кровь звук металла раздавался из самой темноты, в которой слабо различался лишь силуэт. Что это, очередной член уличной банды? Судя по виду грубо буркнувшего что-то незнакомцу в тени лидера пьяной компании, это было не так.
Не успела Персефона опомниться, как узкий переулок озарился ярким светом фар, а зловещую тишину подворотни взорвал дикий рев мотоцикла. Богиня отпрянула, щурясь в попытке разглядеть человека, который явно не был обделен смелостью (читать - безрассудством), чтобы пойти против четверых здоровых мужчин.
Его было нельзя узнать со спины, но было в нем что-то необъяснимо знакомое, что заставляло ее буравить его взглядом. Расслабленная фигура, дерзкая речь с явными нотками смеха, подкрепленного незримым превосходством. Во всем этом было что-то удивительно родное.
Он назвал ее по имени. Он произнес то имя, которые знали лишь избранные, беспорядочно разбросанные теперь по свету, и именно в той форме, которую лишь он употреблял.
"Не может быть".
И все стало ясно, и подтверждением тому служил озорной свет глаз мотоциклиста, который всегда был ее проводником.
- Это невозможно, - вымолвила она с не сдерживаемым восторгом. Ее охватило ощущение дежавю и ностальгии, она поспешила подбежать к мотоциклу, чтобы убедиться в реальности происходящего и поскорее убраться отсюда, и он резким движением втащил ее на сидение, и, даже не сказав ничего на прощание громилам, рванул прочь, рассекая воздух.
Она, совершенно не заботясь о платье, крепко схватилась за него, чтобы не свалиться где-то по дороге, и лишний раз убедилась в том, что не ошиблась. До боли знакомое тепло.
- Гермес, - прошептала она, и он вряд ли мог расслышать это сквозь рев мотора. Персефона еще крепче сжала руки и уткнулась лицом в его спину.  - Как же ты вовремя.
Она все еще не могла поверить в реальность этой ситуации, ведь совсем недавно она грустила, мечась в раздумьях, но вот уже неслась во весь опор по городу в компании своего давнего друга.
В его присутствии она всегда чувствовала себя в безопасности. Он давал ей надежду, умел развеселить, когда того требовал момент. И даже сейчас, устроившись позади него, ее не пугали не бешеная скорость, ни опасные маневры. Лететь на байке мимо городских огней, чувствовать ритм движения и быть его частью оказалось гораздо приятнее, чем она думала.
Уехав на безопасное расстояние и остановившись на более привлекательной улице, они слезли с мотоцикла.
- Я живу не здесь, - покачала Персефона головой, - И неужели ты уже хочешь меня куда-нибудь сбагрить? - якобы обиженно произнесла она, а после звонко расхохоталась. Такое она могла себе позволить, лишь когда он был рядом.
- Гермес! - Персефона проворно обвила бога руками, - Ты даже не представляешь, как я скучала!
Его запах изменился, но все же остался исключительно принадлежащим ему. Персефона жадно вдыхала его, словно боясь, что Гермес исчезнет так же внезапно, как и появился.
- Здорово ты им мозги запудрил, - она говорила так оптимистично, словно ничего страшного и не произошло, - Думаю, они надолго это запомнят. Спасибо тебе.
Она вновь рассмеялась и крепко его обняла, совершенно не обращая внимания на взгляды прохожих. Ей неимоверно повезло, и дело было даже не в бегстве от бандитов.
Порой судьба преподносит нам сюрпризы вроде этого. И, о да, как мы благодарны ей за это.

Жизнь продолжается. Мир находится в вечном движении, не замирает ни на секунду. Ветер меняет направление, море глубже вдается в берег, птицы улетают на юг, даже мышь постоянно куда-то спешит. Мир без конца меняет декорации. Все течет, все меняется, не застывает, стремится вперед. Обычный человек на этом фоне - ничто, всего лишь песчинка в песке времени, массовка. Персефона видела мир другим, когда люди еще чтили и боялись богов, когда олимпийцы вселяли трепет в своих подопечных. Люди обращались к ним за помощью, благодарили и чествовали их за сыплющиеся с неба блага, страшились вызывать в них праведный гнев. Теперь все по-другому. Люди забыли о них, обзавелись новыми идолами. А вот Гермес, кажется, остался все тем же озорным, находящим выход из любой ситуации прохиндеем. Персефона всегда считала, что ему известны все тайны, и в этом знании его главная сила. При желании он мог бы стать настоящим королем шантажа, но нет, он предпочел иной путь - стал одним из ее немногочисленных друзей.
Разумеется, Персефона помнила о чувствах бога-вестника, но все это было так давно... Тогда ее еще звали иначе, и она принадлежала свету. Богиня боялась представить, как бы ей пришлось в Подземном мире, не имей Гермес редкую способность входить и выходить из него, когда пожелает. С тех пор утекло много воды, у Гермеса была своя жизнь, и ей было неимоверно интересно узнать ее подробности.
- Ну ладно-ладно, не обижайся, - спешит исправиться Персефона, замечая, какой же он по-особенному теплый, - А то я не могу смотреть на то, как ты расстраиваешься.
Она слегка смущенно улыбается, а он забирает ее в крепкие объятия, в которых растворяется ее смех. Она беззаботно виснет на нем и сопит ему в шею еще несколько секунд, но потом осторожно отстраняется.
- Ой, и правда задушишь же, - говорит она, и нарочито потирает бока, - Аж ребра чуть не треснули.
Еще немного они стоят и просто смотрят друг на друга, вглядываясь в лица, стараясь прочитать в них что-то еще, чем просто радость встречи, но затем снова заливаются чистым, приятным юношеским смехом.
- Да круто, круто, - машет рукой и картинно закатывает глаза Персефона, - Но не напрашивайся больше на комплименты, понял?
Еще недавно она терялась в раздумьях, разрываемая сомнениями, а теперь спокойна и весела, как в старые добрые времена. Словно они и не терялись, будто бы не было всех тех событий, которые привели их на ночную пустынную улицу. Гермесу удивительно легко удавалось уничтожать ее страхи и тревоги и заменять их, пусть и временно, на самые приятные чувства. Она сбилась со счету, сколько раз он ее выручал, а она ему так и ни разу не отплатила. Корыстная и бессовестная Персефона.
И спустя столько времени, он все равно был готов примчаться к ней в любую секунду.
И, боги, какой же он смешной, когда хочет казаться серьезным.
- Есть, сэр! - она прикладывает руку к голове с сосредоточенным лицом, но ту же ухмыляется, - Конечно, сама не знаю, как так получилось. Обычно я в такие ситуации не попадаю, извини...
Она слегка растерянно смотрит по сторонам, чувствуя укол совести и приступ стыда за не образцовое поведение. Действительно, как она могла настолько забыться, чтобы влипнуть в историю? В этот раз, как говорится, цветком ее никто не приманивал, но ее привычная осторожность, кажется, решила взять отгул на вечер.
- Разумеется, магистр Гермес, - кивает она, - Силу свою еще не познали мы, время для этого требуется, - а он что думал? Она же обожает "Звездные войны".
Он предлагает ей прокатиться до пляжа, и она представляет, как там сейчас хорошо. Приятный воздух, звезды, как на ладони, мягкий свет фонарей. И крылатый Гермес.
- Предлагаешь полететь на Набу? - Персефона прищуривается, - Я не против, прекрасная идея. Надеюсь, этот твой бар еще открыт.
Они садятся на верного "коня" Гермеса, и она вновь мертвой хваткой вцепляется в парня. Инстинктивно, машинально, не то так сильно боясь упасть во время поездки, не то просто потому, что нуждается в нем и боится себе в этом признаться.
Мотор рычит, а ее грудь стальным обручем стискивают сомнения по поводу того, правильно ли она поступает. "Но ведь он не чужой мне, что в этом такого... - думает она, - Я так давно его не видела, и не могу не воспользоваться моментом. Я очень хочу узнать о его новой жизни".
Вот только обижать его ей не хотелось еще больше.
- А ты любишь сказки?.. – ее губы двигаются, но слова с них не срываются, поэтому она уверена, что Гермес не слышит ее риторического вопроса, исчезнувшего вместе с ветром, и от этого становится немного грустно на душе. Она убеждает себя, что не время копаться в себе, и теснее прижимается к его спине, совсем не замечая, как они уже прибыли.
- С ветерком ездишь, - с укором бросает она, поправляя растрепанную прическу, - А еще мне что-то о хрупкости человеческой оболочки говорил.
Бар, который посоветовал Гермес, был действительно очарователен. Открылся совсем недавно, поэтому посетителей было совсем немного, интерьер не блистал изысками, однако в нем было что-то уютное и успокаивающее. Воздух был наполнен запахом соли, влажного песка и, почему-то, корицы, и Персефона жадно вдыхала его, ловя себя на мысли, что все это обладало удивительно умиротворяющим антуражем.
- Неплохо-неплохо, - одобряет она, легко касаясь пальцами излучающего приглушенный желтый свет торшера, на котором едва успела скопиться пыль. Она выбирает столик в укромном углу, чтобы их разговор не донесся до чужих ужей. Место тихое, к тому же вид прекрасный – через окно открывался отличный обзор на пляж и усыпанное звездами небо.
Только оказавшись внутри шатра, Персефона осознала, насколько продрогла. Ее нещадно бьет дрожь, и она отчаянно пытается скрыть это, не понимая, в чем причина – лихая поездка по холоду или же странное, внезапно охватившее ее волнение.
- Ну, - начинает она, усаживаясь на мягкий стул, - Кто первый поработает сказочником, ты или я? Не сомневаюсь, что уж ты, будучи человеком, зря времени не терял, - Персефона мягко улыбается, и, понижая голос, задает следующий вопрос, который долго ее мучил, - Встретил кого-нибудь еще? Ну, при таких же нелепых обстоятельствах, как меня, или нет. 

Его забота так естественна, привычна, и кажется, что это единственная нормальная вещь, оставшаяся в этом безумном мире. В век, когда все куда-то спешат, бегут, сами не понимая с какой целью, приятно осознавать, что порой достаточно всего лишь накинуть ветровку на плечи давно знакомого человека, улыбнуться ему и сказать, что все будет хорошо. И пусть даже эти слова будут самой отвратительной ложью - иногда требуется, чтобы кто-то убедил тебя в такой банальности.
- Сегодня со мной и правда что-то не то, - сокрушается Персефона и запускает руки в длинные волосы - простой и невинный жест. Она изо всех сил кутается в данную ей Гермесом одежду, потирает ладони, чтобы согреть их. Атмосфера бара действует расслабляюще, и ей кажется, что ее погрузили в нечто густое и теплое. На вид уставшая, но все еще проворная и вежливая официантка подает ей меню, но Персефона не листает его, оставляя это важное занятие Гермесу. Хоть она практически ничего не ела сегодня, голод не одолевал ее, поэтому богиня по совету друга заказывает напиток, чтобы согреться. Капучино с сиропом - если этот вечер полон приятных сердцу клише, то почему бы не продолжить традицию?

I’m counting the moons, while I’m thinking of you
While I’m jamming this tune, and I’m keepin it true.
I savor the mood, til seven the morn
Got diamonds for souls, I’m a regular dude.

- Спасибо, - благодарит она Гермеса за жест доброй воли и пытается спрятать смущение в попытке разгладить складки на рукавах. Чуть позже приносят кофе, и Персефона с удовольствием отхлебывает из большой белой кружки терпко-сладкого напитка, который в ту же секунду разливается по ее телу живительным теплом. Не решаясь заводить рассказ, она рассматривает причудливые узоры, искусно нарисованные вишневым сиропом на поверхности пенки. С чего же ей начать, о чем поведать ему? У нее была абсолютно обычная человеческая жизнь, наверное, именно такая, которой ей не хватало на Олимпе. Завести шарманку про неудавшиеся переговоры? Нет, об этом ему говорить не стоит. Персефона была готова доверить Гермесу всякую тайну, однако зачем портить вечер мрачными мыслями?
- Что ты желаешь услышать? - спрашивает она, - Здесь я душами не повелеваю и Цербера не укрощаю, - Персефона смеется, и в ее смехе можно заметить ноты горечи и сожаления, - Живу в Чикаго, работаю в лавке всякого хлама, а точнее - якобы дорого антиквариата. Я думаю, тебе это было бы интересно, - она пожимает плечами, - Порой в жизни проблемы, но я стараюсь воспринимать их не как Апокалипсис, а как путь к становлению личности. Цветы выращиваю, впрочем, как всегда, да... Учусь на психолога, копаюсь в чужих мозгах, как тебе это?
"Вот только в твоих мне немного боязно копаться".
- Не особо интересная сказка, знаю. Прошлая была куда более захватывающей, - задумчиво произносит она, наблюдая, как волны мягко обнимают берег, - Но, думаю, скоро все станет гораздо ярче. А ты-то что? Теперь твоя очередь. Все так же носишься по свету, разнося новости? - Персефона кладет руки на стол и с заговорщическим видом чуть наклоняется к нему, - Что тебе тут нравится, а что терпеть не можешь? Где был, что видел, с кем встречался?
Как много вопросов. Они так и сыплются с языка, а любопытство их только подогревает. Не самая лучшая черта богини плодородия, но точно самая запоминающаяся и зачастую самая проблематичная. Ведь, пожалуй, именно любопытство заставило ее в один из солнечных дней опуститься на колени, чтобы сорвать цветок нарцисса.
Она рада тому, что встретила его. С кем еще она может поговорить о всякой всячине, пока мир будет складываться, как карточный домик, а Вселенная - медленно разрушаться?
Кому какое дело до этого, пока есть кофе, звезды и шепот моря.

Отредактировано Persephone (2014-09-07 17:27:11)

Персефона чувствует себя марафонским бегуном на короткой дистанции, которому снова и снова приходится возвращаться на старт, и так без конца. Она ступает по своим же следам, которые оставила не так давно, то и дело натыкается на те же грабли, смущенно потирает голову, которая грозит разлететься на куски от болезненного удара. Ей кажется, что это никогда не закончится.
Ее тонкие руки теряются в складках ткани, что придает ей еще большее ощущение защищенности от враждебного внешнего мира, полного пороков и злобы, а вкус клубничного чизкейка наполняет ее странной, необъяснимой и даже немного детской радостью.
- Вот это вкуснятина, - Персефона пробует угощение с ложки и качает головой от удовольствия, - Нигде лучше не ела.
Странно, но Гермес на удивление молчалив, до зависти вежлив и даже не пытается ее перебивать. Он внимательно слушает ее рассказ, вникая в малозначительные подробности, а Персефона предпочитает не обращать внимания на изучающий взгляд, чтобы не сбиться, иногда отводит глаза или концентрируется на оранжевого цвета бахроме на стульях или стенах с причудливыми узорами.
- Профессия действительно не из простых, - кивает богиня, грея ладони о белоснежную кружку, - В ней недостаточно просто выучить основы, необходимо всегда быть на шаг впереди окружающих, знать больше, чем требуется, и это только идет на пользу. В принципе, я довольна.
Персефона любит изучать людей. Наверное, поэтому Бриана выбрала такую не особо полезную, но довольно интересную профессию. Кто-то считает, что все люди одинаковы и представляю собой не что иное, как серую массу. Безликие,  зацикленные на своих проблемах, надломленные, сами себя загоняющие в определенные рамки, потому что так им диктует общество потребления, не имеющие собственного мнения мерзкие организмы, которым кто-то свыше даровал способность к мышлению, ныне ими бесцельно растрачиваемую. Но Персефона не верит, что это на самом деле так.
На секунду она понимает, насколько это нелепо - обсуждать свою работу с человеком, которого не видел столько времени. Они говорят на отвлеченные темы, погружаются в детали и всякие забавные глупости, хотя им нужно еще столько всего рассказать. Но никто не может решиться.
- Правда? - искренне удивляется Персефона, и ее глаза начинают сиять, - Какое совпадение, я тоже раньше нередко была в Бостоне. Забавно, мы ведь и раньше могли сталкиваться, только даже не знали об этом... Хотя, думаю, я бы запомнила тебя. Синие волосы! - она давно хотела высказаться по этому поводу, но повод не появлялся, - Серьезно? - она смеется, берет в ладонь прядь его лазурной шевелюры и с интересом рассматривает, - Что это, протест обществу? Как ты вообще на такое решился? Лет в пятнадцать я попробовала перекраситься в фиолетовый, вот ужас-то был! Не знаю, что на меня нашло, наверное, это был период поиска себя. Но, черт возьми, это выглядело смехотворно, - Персефона закрывает лицо руками и продолжает хохотать, вспоминая свой неудачный опыт смены имиджа, - Сначала я прятала результат под шапкой, но потом быстро решила все смыть.
Пока Гермес ищет нужные слова для ответа, Персефона с огромным удовольствием отхлебывает кофе, и добавляет:
- Было время, что и в цветочном магазине подрабатывала, ага. Но все мои оранжереи находятся у меня дома, обещай, что когда-нибудь явишься поглазеть на плоды моего труда, - она прищуривается и наставляет указательный палец на Гермеса. Ей действительно очень хотелось бы поделиться с ним своей гордостью.
Гермес хмыкает, а Персефона уже вовсю готовится услышать его рассказ. Конечно, с его позитивом и умением находить нужные слова у бога-вестника это должно получиться в сто раз лучше, чем у нее. Она затаила дыхание и даже отставила чашку, стараясь не упустить ни единого слога Гермеса.
Разумеется, он не упускает шанса похвалиться всеми своими способностями и достижениями, чем значительно смягчает свои недостатки, которые после такой воодушевленной речи кажутся сущим пустяком.
- Про бег и пение совсем не удивлена, а вот про вышивание крестиком и бозон Хиггса... - нарочито задумчиво говорит Персефона, - И откуда в тебе столько познаний в совершенно разных сферах? - она делает жест, который люди в последнее время привыкли называть "фейспалм", - Успеваешь услышать где-то, мчась по городу на скорости? Вот же умелец, - богиня ловит себя на мысли, что все это время улыбка ни на секунду не сходила с ее лица.
- Тогда начнем все сначала, - с энтузиазмом предлагает Персефона, - Рада знакомству, Сеймур Норби, - она делает комически серьезный вид и подает ладонь в знак приветствия, - Меня зовут Бриана Хорнби.
Сколько у них осталось времени вот так забавляться, размеренно попивая сок и кофе? Пожалуй, совсем мало. Даже сейчас, вместо того, чтобы просто наслаждаться моментом, они сумели повернуть разговор в другое русло, не подразумевающее шуток и дружеских издевательств.
- Селена? - удивляется Персефона, - Надо же, и чем закончилась ваша встреча? - Гермес задает ответный вопрос, и она запинается, не зная до конца, стоит ли ей рассказывать обо всем, что ее беспокоит, прямо сейчас, - Да, я встречалась совсем недавно с Мелиноей и Стикс. Не самая классная компания, правда?
Стоит ли ей говорить о том, что ее новыми знакомыми стали древние боги? Не в этот раз. Наверное, плохо, что она не решилась открыть всю правду тому, кто не раз выручал ее в самых безумных и темных ситуациях, но время слишком опасное.