- Бери, это тебе, - Сеймур протягивает через столик в темноту еще одну темноту. Он только что сел сюда, вбегая с улицы. На капюшоне жилетки даже остался запах сигарет от того бомжа, что сидел снаружи.
Ну а что поделать. Тот сам подсел. Гермес его и пальцем не тронул. И даже подвинулся прочь от вонючего пьяницы. И кошку в охапку сгреб, сидит и косится так на этого бородатого подозрительно. Ну а че, а вдруг нелегкая еще одного бога принесла? Да не похож, кажется. Интересно, какой же бог мог бы уйти в запой до таких чертиков? Дионисий? Да никогда, он себя так не запустит, нееет. Но кошке на размышления и недовольство Сеймура было плевать, в его руках оказалось удивительно тепло, поэтому зверь довольно замурчал, и Гермес умилительно заулыбался, почесывая животинку за ухом. Наверное, круто быть Бастет. Кошки там, кошки здесь, кошки мурчат, кошки лежат, кошки потягиваются. кошки топчутся лапами по животу, греют, слушаются... Почему я не Бастет...
Эта мысль его даже порядком так расстроила и заставила тяжко вздохнуть. Он мог быть кем-угодно в мире людей, но вот сменить профориентацию божества невозможно, к превеликому его сожалению. Никакого разнообразия.
Бомж достал из кармана дешевые сигареты и одну, весьма помятую, вложил в иссушенные губы. Гермес смотрел на него с явным подозрением. Запах дыма дешевых сигарет - это же действительно ужасно. Мальчишка напыжился и отвернул мордашку кошечки, чтоб та наверняка не дышала этой дрянью.
- Огоньку часом того, не найдется, мальчик? - ужасный голос, мерзкая улыбка, мутные глаза. Да вокруг него перегар такой стоит, что топоры вешать можно!
- "Огоньку", - перекривляет его Гермес. - Как же хорошо, что Прометей не видит тебя, никчемный смертный, - осуждающе кивает головой, поднимается, и гордо задрав нос, направляется прочь.
- Ты кааак меня назвал, сопляк? - бомж стал подниматься с лавки, мутные глаза вмиг налились кровью и приняли очень даже агрессивный вид. Ему явно не идут эти брови, хм. А когда он полностью расправился - ниче так, на голову выше будет, в плечах как молодой буйвол, да и ноздри так же раздуваются. А это значит, что самое время...
- Смееееертный, ничтожный смертный! - почти что кричит кривляка Гермес, прижимает к груди охреневшую кошку и дает деру, прочь от злосчастной лавочки. Топот за спиной и нечленораздельный рык-вой-стон ругательств только добавляет мотивации, знаете ли. Бежал он порядком, часто оглядываясь на быстрого не по годам злого дяденьку. И вот, пробегая мимо очередного стекла и любуясь своим великолепным отражением, Гермес вдруг понимает, что стекла-то черные совсем. И внутри нет света. Абсолютная темнота. Но здесь же "Открыто"! Это, кажется, ресторан? Или кафе?
Он удивляется и, воровато оглядываясь по сторонам в поисках бомжа-маньяка где-нибудь неподелеку, ловко прячет кошку в жилет, застегивает молнию и проскальзывает внутрь.
Темно. Лишь почти незаметные контуры, - будто усыпаны тонким узором фосфора, - слабо подсвечивают очертания чего-то во тьме. В кромешной тьме.
Сеймур мягко обнимает кошку и тихо, по-кошачьи, проходит мимо стойки дежурного официанта и пробирается  вперед, вглядываясь в призрачный фосфор. Садится за столик, выбирая его несложно считалочкой, и понимает, что напротив тоже кто-то сидит.
Гермес усаживается, вытягивает кошку из жилетки и протягивает силуэту напротив.
- Бери, это тебе, - шепчет едва различимо с такой интонацией, будто передает совсем не кошку, а китайскую вазу, которая имеет просто таки вселенское значение и была добыта в одной из секретный операция для самого босса. Ему просто захотелось это сделать - и сделать именно так, шепотом передавая важнейшее сообщение. Ну да и чтоб его с кошкой не застукали. Ну это так, совсем не относится к делу... Кошка ведет себя на удивление тихо и пока хозяина не выдает.
Интересно, кто же там, напротив?
Гермес пытается рассмотреть силуэт через темноту, но не получается. Он пожимает плечами, улыбается сам себе и думает, что получается очень любопытно. Он даже не прочь познакомиться с этим человеком, с которым судьба так оригинально его свела.
- А ты давно ждешь?
Он не знает, кого ждут, но уж в чем уверен - редко когда люди сидят в одиночестве за столиками кафе. Обычно кого-то ждут. Он пытается прикинуть, сколько еще сможет посидеть именно на этом месте. Если она только села, значит, еще есть возможность даже кошку назад отобрать. Он же решил уже, что та будет жить с ним и скрашивать своим мурчанием тишину его одиноких холодных летних ночей.

Однако, в темноте водятся весьма занятные собеседники. Голос очень даже приятный, тихий, бархатный, явно принадлежащий девушке, и хочется думать, что весьма симпатичной... Хотя кто знает, чего она предпочла обычным кафе непроглядную темноту.
А ведь за столом вполне мог оказаться зашуганный хикка, ну или педофил какой. Все же, нечеловеческое везение - та еще плюшка, приятности одни да милости доставляет. Он расстегивает жилетку, тихо жужжа молнией, облокачивается на стол, слегка наклоняясь вперед. И пускай ни черта не видно, сколько не пытайся приблизиться ближе к девушке напротив, - ему так удобней, ведь удается ощутить чуть больше, чем просто картинку. Прислушаться к звукам, к запахам, определить, какого роста девушка перед ним, возможно, какой комплекции. Голос может о многом рассказать, а он попробует разгадать остальное.
Это почти ужин почти со свечами. Вот только ни в первом, ни во втором нужды совсем нет - такой романтике не нужно ничего более.
- Ждать целую вечность! - восхищается Гермес, присвистывая. - Неужели вся вечность в ожидании меня? - даже в голосе слышится улыбка. - Теперь я понимаю, ради кого бегу вперед всю свою безумно длинную жизнь... Я рад, что наконец мы встретились. Следует отблагодарить умелиц мойр за такой щедрый дар - узелок на пути двух нитей...
А ведь и правда - бежит, постоянно мчится вперед. Иногда телепортируется, когда-то летал, приходилось и на своих двоих сматываться ,уплывать и даже уползать. Вот еще должна подвернуться возможность ускакать на одной ноге и гордо уйти на руках - вот тогда вообще полный комплект будет. Можно будет самоучитель на основе мемуаров создать, с поучительными лайфхаками для молодых посыльных и дипломатов в случае беды и внезапной необходимости рвать когти.
Вот сразу же сяду за написание книги по приезду домой.
Мойры-мойры, вот же пройдохи-проказницы. Он вспоминает их с такой скучающей грустью, как будто говорят о старом знакомом, который и другом-то толком не был, но отчего-то единственным воспоминанием о них остается что-то милое, простое, солнечное. Ну и что, что малость всех убили. Бывает. Войну зато закончили. Да и теперь в этой-то шкурке у него в разы больше опыта. Отчасти человеческого, но он во многом не помешает. Жалко, что алхимия пропала, и сумасшедшие ученые, смешивающие разное человеческое добро навроде золота и самоцветов больше не занимают себя экспериментами темной ночью. Это было весьма интересно, рисково, он сам не знал, может ли с этого что-то выйти... Но ему это нравилось. И он им помогал. Отчего бы и нет?
Гермес часто упоминал кого-то из пантеона. Пошлет незадачливого клиента в Тартар, скажет, что Аида на тебя вот не нашлось, проклянет молнией в зад или всплакнет о крылатых ботинках, утраченных во время увлекательного человеческого детства. Ну, на самом деле, он не помнит, когда. Может, вообще в другой жизни...Но его легкость упоминания о богах казалась всего образованностью и хорошим тоном в  общества людей, а ему - мелочь, а душу греет.
- А какой порекомендуешь? - любопытствует он. - Да, я был бы совсем не прочь перекусить... хм... Хочешь мороженного? - не дожидаясь ответа, он ловко подается вперед и протягивает руку, натыкается на мурчащую голову и принимается гладить кошку. - Правда, ласковая?
Невероятно коварный, как только что озвученный план одного из каноничных злых гениев, он преследует всего одну цель. Прикоснуться. Случайно задеть пальцами, используя внезапность и совпадение. Ну и... Погладить котика он тоже совсем не прочь.

Отредактировано Hermes (2014-08-27 12:43:08)

Интонация вежливой милой девушки, которая делает вид, что слово "мойры" - неведомо ей, и напоминает скорее мойдодыр или морс. Он ведь отлично слышит улыбку за вежливым ответом. Или правильней назвать это вопросом? Ну и пускай, он встретил ее здесь совсем не для того, чтоб обсуждать выходки странных богинь судьбы.
- Ты не веришь в судьбу? - кажется, парень воспринимает ее вопрос абсолютно по своему. Вертит в руках одно слово и заглядывает внутрь через случайную точку на одной из его граней. - Тогда давай поверим, что эта случайность имеет невероятное значение. Ну или в то, что во всем виновата эта сама кошка. Черная, как темнота в этом кафе. И мягкая, как твой голос, - он улыбается, отвешивая комплименты. Он любит говорить приятные вещи, ловить смущение и радость в глазах собеседника. Это здорово - вмиг можно прочитать человека с ног до головы, лишь глядя на то, куда отводит глаза, как улыбается и топчется на месте, слыша такой простой и незамысловатый комплимент. Конечно же, ему очень любопытно, как же поведет себя загадочная незнакомка, но разве не лучше представлять себе ее изменчивый облик, дополняя лишь маленькими незначительными деталями. Думать, какая же ткань может издавать подобный шорох, широкие ли рукава у ее блузы - иди пускай это будет кимоно, да, именно оно, рукава которого касаются самого пола... Забавно собирать образ в своей голове лишь по скудным подсказкам из темноты. интересно, кем же она видит его?
- Не люблю латте, - говорит он, мотая головой. И пускай она не видит, это не имеет ровно никакого отношения к его неприязни к латте. Кофе должно быть кофе. Молоко - молоком. Когда же они смешиваются, кофе теряет свою крепость, а молоко перестает быть мягким и приятно прохладным. или же ласково теплым. - А вот клубничный сироп - люблю... 
И пускай он не возможно сладок, ему нравится. Когда потом губы липнут от тягучей патоки, когда языком можно облизывать их бесконечно долго, будто леденец, Гермес счастливо прикрывает глаза и думает о прекрасном нектаре с самого Олимпа. Тогда было вкусно. На земле таких напитков не сыскать, а те, что хоть малость похожи, стоят с него самого. Если посчитать стоимость всех его органов на местных черных рынках. А на черных рынках ситуации с органами порой такие, что мать моя женщина... Верней, нимфа, но это другая совсем истори...я.
Он накрывает его руку своей. Смело, однако, но он очень даже оценит такой жест. Его коварный план сработал даже, ммм, лучше, чем ожидалось.
- Но если так хочешь, то, - он чуть медлит, переворачивая руку ладонью к ее ладони и едва переплетая пальцы, - без проблем, - его голос улыбается, становится чуть ниже, немного урчит, но всего лишь самую малость, пробегаясь по единственной букве "р" в сказанном легкой рысцой. Он поднимает другуй, свободную руку и надеется, что официантов в кафе вызывают именно так. И ему удается - слышно тихий вежливый вопрос о заказе.
- Латте с клубничным сиропом и клубничный сироп без латте, пожалуйста, - так же тихо произносит Гермес, и, предвкушая вопрос, добавляет - Сиропа можно немного совсем, пара ложек будет достаточно. И еще мороженного - ванильного и фисташкового, будьте добры. И... Молока, пожалуйста. В блюдце или в пиалу - было бы самое то.
Официант удаляется, слышно, как шорох его фартука становится все тише.
- Я мог бы сейчас погадать тебе по руке, по ладони, если быть точнее, - он перебирает подушечками пальцев ее ладонь. Проводит по ладони, очерчивая неизвечтные науке и не имеющие длинных научных названий фигуры. - Неровные линии на коже скрывают много взлетов и падений на жизненном пути. Я смог бы предсказать твою судьбу и предостеречь от беды, а так же напророчить милого да детишек... - спускается к пальцам и путает свои между ее. - Если бы только умел гадать, - продолжает Сеймур, улыбаясь в этот раз чуть тоскливо. - Но раньше я этому учиться совсем не хотел, а теперь уж и некому...
Оракул в Афинах был бы прекрасным местом для обучения подобного рода... Да вот только работал он исправно пару тысячелетий назад, и уж попробуй сыщи его сейчас, вот что прискорбно. Днем с огнем, как говорил давний сумасшедший... Диоген, что ли? Совсем не важно.
Он играет пальцами с ее, а второй рукой все же чешет кошку за ухом. Та вновь начинает приятно мурчать и укладывает голову на руки девушки.

Отредактировано Hermes (2014-08-28 01:38:57)

- Твой голос очень мяжный. Это как мягкий и нежный одновременно. И как шерчащий. Как шелковистый и мурчащий в то же время, - Гермес добавляет в тон улыбки и примеряется к словам. Получается весьма интересно, и что еще важней - по особенному, специальной для нее. А еще думает, что из всех его слов она ухватилась именно за комплимент. Интересная мелочь. он пока не понимает до конца ее смысла, но запомнит, чтоб понять ее поздней. Нельзя сказать, что она особо разговорчива. Да и есть немного в ее тоне будто бы даже надменности, пускай и совсем незаметной.
Он перебирает ее пальцы, касается чуть шероховатой кожи, изучает ее - будто желает коснуться пальцами крылышек бабочки, когда та сомкнет их краешки в одну прозрачную линию. Коснуться, чтоб вновь спугнуть и увидеть, как от его невесомого прикосновение открывается яркий узор крыльев.
Ему кажется, что она немного напряжена. Движения ее рук мягкие, но не до конца расслаблены. Пускай и постепенно это ощущение растекается по кошачьему меху и тает в тихом мурчании. Ему всегда нравилось наблюдать за людьми - детали, они уделяют столько внимания деталям, на которые отчего-то другим людям часто плевать. Намеки богов требуют понимания, приказывают и вынуждают их искать, вылавливать из контекста, выбирать лучшую из трактовок и вести разговор дальше, умело жонглируя собственными намеками в средине красочных мыльных пузырей. Прозрачные, изменчивые, выглядящие порой излишне очевидными и детскими, пускай и содержимое редко походило на сахарную вату или мягкие игрушки.
Она молчит, а ему хочется немного послушать тишину вместе с ней. Открытой ладонью проскальзывает под ее пальцы, касается своими подушечками пальцев ее и сжимает пальцы к ладони, увлекая за собой ее пальцы. Получается своеобразный замок, очень теплый и какой-то доверительный, - ну или Сеймуру так кажется. Ему хочется поделиться уютом с ней, легко погладить ее фаланги большим пальцем, касаясь так же впадинок между костяшками. Ему запомнилось это движение из какой-то мелодрамы, в которой парень гладил девушку по щеке и улыбался, успокаивая и передавая свои теплые чувства. Гермес не думает, что встретил любовь всей своей жизни - но это ведь совсем не обязательно? Разве не достаточно просто дарить чувства человеку, если действительно хочется? Вот сейчас, в этот самый миг, в эту секунду, когда она сидит на расстоянии ресторанного стола, когда ее собеседник не пришел, когда она напряжена, когда от чего-то сбежала в эту непроглядную темноту - пускай он побудет для нее кем-нибудь из тех, кого бы она хотела видеть. Вряд ли пределом мечтаний молодой девушки является синеволосый обормот с ветром в голове и ничтожной зарплатой разносчика пиццы. Да и если даже предположить, что вот в эту самую секунду она держит за руку самую настоящую богиню - разве кому-то интересен разносчик всяческого божественного спама, который часто сует нос не в свои дела и всегда ищет лазейку в любой крайности? Да нет же. Популярностью явно пользуется Зевс, например. Да даже Аиду вот повезло с Персефоной. Гермес же Ту Саму вряд ли когда-нибудь встретит, и он даже с этим смирился, что ли, решая не запариваться подобными глупостями сто раз на дню. Есть вещи гораздо поинтересней, и Гермес уж точно сможет порасскзать о парочке из них... Ну как о парочке... О сотне-другой, если быть точнее.
- Говоришь так, будто у меня такого таланта нет. А вдруг перед тобой Нострадамус собственной персоной, волшебным образом прыгнувший в будущее? Ну или Кассандра, верней... Касандр. Из альтернативной вселенной, разумеется, - казалось, он тут же проникается ролью каждого из названных персонажей, мысленно примеряет на себя шляпу, задумчивый старческий взгляд, а после опускает глаза вниз - сначала представляя себя Кассандрой, а после Кассандром, одевая симпатичную тогу, как в старые добрые времена. - Эх, как жаль, что ты не любишь сказки. Я их люблю. Очень люблю. Особенно сочинять.
Он улыбается, и даже с некоторой ноткой гордости. Бог красноречия же, являлся музой во сне многим писакам и толкал длинные, полные сакрального смысла и размышлений о бегемотиках тирады, которые после переосмысливались и были красиво оформлены. Ну а что. Конечно же, получал по ушам от муз за самодеятельность, но было крайне весело.
Заказ принесли весьма быстро. Официант тихо и аккуратно расставил еду на столике и бесшумно удалился. Гермес внезапно загорелся новой игрой, склонился над столом и стал шептать девушке напротив:
- Агент Невидимка, перед нами стоит важнейшая задача. Рядовая Чернохвостая нуждается в скорейшем пополнении жизненных сил посредством волшебного зелья исцеления. Без вас нам не справиться.
Он обхватывает ее вторую руку и укладывает на краешек блюдца.
- Доставьте зелье на пол. Или же поднять рядовую Чернохвостую на борт нашего вертолета Стол 2000? Агент Невидимка, прием, как слышно!
И зашипел цепочкой помех.

Круг на миг замыкается - он держит ее за руки, а между ними тепло урчит черный комок. Темнота кажется удивительно мягкой, пушистой, игривой, словно черный котенок. Ему хочется верить, что она улыбается. Пускай на пару мгновений, пускай этот круг совсем скоро разомкнется, для него прикосновения были  важными - тело отвечает искренней, чем слова. Дает шанс проникнуть за словесную маску и стёганный плащ из вызывающих жестов, поз, взглядов и полуулыбок, которые легко могут оказаться ненастоящими. Скорее, вопрос доверия, что ли - насколько близко на самом деле можно подойти. Насколько тебе доверяют. Ведь чем ближе находишься, чем больше раздвигаешь полы стеганного плаща, тем больше открываешь настоящую уязвимость и можешь ранить, глубоко ранить, нанести удар, минуя все защитные слои. Так можно убить. Практически с одного удара - это легко позволяет столь короткое расстояние.
Такие мысли давно не приходят в голову словами или же образами, они остаются лишь непонятным ощущением, которое волнует буквально изнутри и немного сбивает порядок слов в разговоре и вызывает абсолютно глупую улыбку. Наверное, здорово, когда тебе так доверяют. Ведь он никогда это не ощущал.
Он был уверен, что не получит такого доверия ни от одного из богов. Ведь он так и не принял ни одну из сторон. Он не искал близости, оставался сам по себе и искал отраду в чем угодно, только не в божественном обществе. И, кажется, такой порядок дел всех устраивал. Разве не чудесно?
А сейчас он позволит себе немного поулыбаться и поверить в то, что ей тоже уютно. И в то, что пускай на короткий миг, но она ему доверяет так, как не будет никто больше.
Он улыбается, широко, даже счастливо, когда слышит в ее голосе мягкую уступчивость. Ему трудно объяснить, почему эта интонация вызывает такую радость. Просто становится легко, хочется, чтоб она вновь коснулась руки, и от робкого прикосновения коже вновь стало тепло и немного щекотно. Кажется, он сам становится слишком мягким, но сейчас ему хочется еще немного тепла. Это же чертовски приятная штука и настолько редкая в этом мире.
- Я тебе даже больше скажу, я весь состою из талантов, - шутливо убеждает ее, тихо и почти шепотом, но от того не менее уверено. - А сказочник - мое второе имя.
Он знает, что такая дерзость звучит по дурацки, и подобны фразы впору захудалому шуту, а не богу красноречия, но это лишь забавляет его еще больше.
И вдруг он чувствует, как круг разрывается, опускает ее руки и улыбается этому с некой ностальгией. Конечно же, он ожидал этого с самого начала, и вовсе не надеялся, что удастся продержать его так долго, просто... Просто ощущение осталось, а круга нет. И будто самую малость  обидно, но он привык легко справляться с подобным состоянием. Он слушает возню, слышит, как кошка принимается лакать молоко с блюдца. Миссия выполнена, - и он тихо хмыкает это случайно мысли.
Он слышит шорох ткани, который постепенно приближается. Вздрагивает, когда чувствует неожиданное новое прикосновение. Но когда ее пальцы касаются щек - она может почувствовать, как напрягаются скулы от непринужденной улыбки. Когда же смелость девушки ложится на его колено, он порядком удивляется, но тут же входит в некий раж, чувствуя ее близость. Она хочет оказаться ближе - неужели она чувствует то же, что и он? - и он позволит ей, подыграет и сам насладиться ее теплом. От таких подарков судьбы глупо отказываться. Неужели ей так же не хватает доверия, что она готова подпустить к себе так близко незнакомца? Нет, он не осуждает ее, пускай и думает, что темнота - лишь глупая отговорка, и не стоит все спихивать на нее. Хотя, чего уж врать, сейчас это делать весьма удобно, и он сам пользуется этим обстоятельством. Поэтому он подыгрывает ей, откидывается на спинку диванчика и притягивает ее к себе, легко гладит ладонью по плечу и укладывает другую руку на ее колено, следуя за ее требовательной ладонью, и принимается легко поглаживать кожу кончиками пальцев, приподнимая ткань платья. И совершенно уверенно изображая, что совсем не собирается подниматься выше.
Пока не собирается. Но сейчас он - сама невинность, просто таки святая простота. А скоро она и сама скоро догадается. Зачем же прежде времени портить момент?
- А что ты хочешь... услышать? - его пауза перед словом совсем короткая, и даже на паузу полноценную совсем не тянет, но ее вполне достаточно для создания нужной атмосферы. Их игра становится все интересней, и Гермес не хочет прерывать веселье, - он желает продолжить, насладиться маленьким представлением, разыгранном слепым для слепого, использовать ситуацию полностью, позволяя обоим восполнить недостачу близости.
Пальцы невесом пробегаются по коже и касаются волос, поглаживая их и накручивая на пальцы. Да начнется игра!

Еще шорох. Он слушает ее, прикрывает глаза и создает ее образ по звукам, по теплу, исходящему от рук, по округлости колена под его ладонью. Пальцы осторожно шагают вверх, небольшими шажками-перебежками, приподнимают оборки чуть выше и не спеша поднимаются выше. Он наслаждается прикосновениями, не спеша обрывать их, растягивая робкие касания до границ несмелой ласки. А ведь это совсем разные вещи, правда? И, плавно подбираясь к этой самой границе, укладывает ладонь чуть выше колена, забирается пальцами за краешек смятой оборки и укладывает ладонь на кожу, осторожно, словно кошка, которая неторопливо укладывается, выбирая лучшую позицию. Тепло и щекотно,- ткань едва ощутимо касается кожи, но очень и очень приятно от такого интимного тепла под пальцами.
На самом деле он не особо часто засиживается вот так в обнимочку с прекрасными дамами. Ну, уж так получается, не липнут к нему девки, не ведутся на лазурно-синие волосы, на медовые речи, на стан тонкий, на крылья белые и глубокий внутренний мир...
Ну  ладно, насчет глубокого внутреннего мира я малость преувеличил.
Когда она отклоняется назад, он четко представляет чеканную линию белоснежной шеи на границе черноты и тут же невольно касается ее пальцами, желая нарисовать для себя еще одну линию в ее силуэте. А после лишь укладывает пальцы на плечо и легонько его сжимает. Движение очень естественные и простые, он касается ее будто бы случайно и в то же время чуть дольше задерживается там, где тело касается тела. Наверное, он лишком беспечен, ведь касается ее, не задумываясь о ней настоящей, не желает узнать ее имя, не хочет развеять темноту, не жаждет больше жизни отправиться с ней на самое настоящее свидание. Он уверен, что девушка так льнет к нему, представляя себе какого-нибудь красавчика с обаянием Диониса и внешностью Аполлона, так что все перечисленное не имеет никакого смысла в отношении синеволосого прохвоста Норби, так что она давно уже не думал о таких вот забавных штуках, которые люди называют "отношения", "любовь" и "девушка". Ему еще особенно приглянулась классная фраза, которая целых два дня стояла в статусе во всех его профилях - "Тян не нужны".
Но... Она наверняка не узнает всяких таких досадных мелочей, а он продолжит ее обнимать - она же пусть пока пусть думает о каком-нибудь Джонни Депе. Ему совсем не жалко, он ей даже подыграет, да и мужик этот шикарен, надо сказать. Джек Воробей! - Капитан Джек Воробей! Арррр! Йо-хо-хо и бутылка рома!
Он улыбается себе под нос и тут же чувствует, как девичьи пальцы упираются в его грудь. Он мгновенно настораживается. Жест не может быть случайным - слишком выделяется неожиданностью среди ее мягких движений, таких последовательных, шаг за шагом подбирающихся ближе. Да и не выбирает одну из общеизвестных человеческих точек - это ниже сердца и выше солнечного сплетения. И замирает, ожидая. в ожидании чуда.
Небольшой момент, который выдает ее. Отчего-то теперь Гермес не сомневается, что сейчас обнимает одну из богинь. Скорее всего, одну из темных богинь. Только вот какую? Хотя... Это совсем не важно. Ведь она наверняка не услышала то, что хотела. Он сомневается, что ей удастся узнать его с одного прикосновения. Поэтому он насладится всем тем временем, что осталось.
Берет кончик платья пальцами поднимает выше, пускай и не касаясь ног пальцами, но наверняка щекоча ее легкой прохладой заведения, а после как ни в чем не бывало укладывает ладонь на ее живот.
- Если ты так хочешь, - улыбчиво соглашается он и начинает тихо, почти шепотом рассказывать историю. - Жил себе мальчик, который умел летать. Вот только однажды ему обрезали крылья и стерли память, обрекая на странные сны и вечное желание обогнать ветер. Мальчик рос, его странные сны изменили его жизнь, толкая на разные ошибки, аферы, закручивая в опасных приключениях и выбрасывая на обочину бурной жизни, ломая некоторые из костей. Он все еще пытается обогнать ветер, вот только теперь к его услугам лишь байк и квартиры в черте города, жители которых ждут своих заказов. Сны с каждым днем становятся реальными, а скорость - все выше. Вот тебе незаконченная сказочка про синеволосого мальчишку.
Он перемещает руку с живота на пушистую спинку. Ну вот, теперь времени все меньше и меньше.
- А ты расскажешь мне сказку? О себе?
Ему и правда хотелось бы своровать себе этот кусочек такой неожиданной сказки. Пускай и теперь очевидность и глупость веры в то, что игра останется игрой до конца, кажется абсолютной.